ВОЙНА ДОЧЕРЕЙ

Здесь он смягчил тон, потому что вступил на предательскую почву. Мою мать, которая была и матерью Амиэля, звали Нера. Она была танцовщицей, из дом Брекола, семьи, которая впала в немилость, когда дед Неры отрекся от короля и за это умер. Но ее красота и пылкость души покорили герцога, и он не только уложил ее в постель, но и женился на ней. Говорят, что они были счастливы год или два. Но не все женщины созданы для детей, и Нера дом Брага впала в депрессию после моего рождения, а после рождения Амиэля ей стало еще хуже. Ее редко видели встающей с постели, и она сильно прибавила в весе. Меня вырастила Нуну. Справедливости ради стоит сказать, что, хотя я выросла в одном доме со своей матерью, я ее не знала. Это меня огорчает. Судя по тому, что она искусно танцевала старинные кешийские танцы цветов — а это требует отличной физической формы, — я обязана ей своим талантом в обращении с мечом. В библиотеке висит ее портрет в юности, и можно влюбиться в Неру дом Брага, просто взглянув на него. Но она больше не была похожа на свой портрет. Не самые лучшие люди говорили, что моему отцу следовало бы развестись с ней, но она не доставляла ему хлопот. Он был в том возрасте, когда теплое бренди, книги о войнах и еда, которая не вызывала проблем у его желудка, больше нравились ему, чем женщины.

И, я подозреваю, Нуну заботилась о том, чтобы удовлетворить его мужские потребности.

Даже если это так, я не считаю это изменой.

Хотя моя мать умерла в физическом смысле только в последние месяцы этой войны, мне кажется, что какое-то время она жила только как призрак.

Я подумала, что было бы лучше не говорить мои следующие слова Полю, но я все равно их сказала.

— А почему ты не едешь домой? Ты лучше разбираешься в цифрах, чем я.

Он коротко рассмеялся:

— Я? Как я могу? У меня есть обязательства.

Я сделала долгий, медленный глоток.

— Как и у меня.

— Я давал клятвы.

— Как и я. Разве мое слово весит меньше твоего?

Он закрыл глаза, сделал глубокий вдох и кивнул. Когда он снова открыл глаза, казалось, что он действительно видит впервые за этот день меня, а не попугая, повторяющего слова своего учителя фехтования.

— Ты имеешь на это право, — сказал он. — Мужчина или дама должны соблюдать свои клятвы, а ты уже не ребенок.

Я подумала о мальчике Сами, за спиной которого было солнце, и о цветном стекле.

— Детства больше нет.

— Да, — сказал он, — полагаю, что нет. Но я бы хотел, чтобы ты не приносила военной присяги. Я бы хотел...

Он сделал паузу, достаточную для того, чтобы не было невежливо его прерывать.

Я понизила голос, чтобы он походил на голос отца, и сказала:

— Клади желание в один горшок, а серебро бросай в другой. Потом узнай, какой из них больше хотят на рынке.

Он рассмеялся и сказал, в точности как герцог Брага: «Клади желание в один горшок и дерьмо в другой, но не делай мне подарков ни из того, ни из другого». По крайней мере, я всегда слышала такую версию.

— Я почти никогда не слышал, чтобы он ругался.

— А, — сказал он и снова внимательно посмотрел на меня.

— Брат, насчет птиц...

Я рассказала ему о корвидах, о том, как хорошо они обучены и какими опасными для врага, по моему мнению, они могут быть. Я показала ему документ, подготовленный Нувой, с их требованиями.

— Клянусь Небесным сводом, это многовато.

— Еда не обязательно должна быть свежей.

— Как ты думаешь, Гальвича, еда здесь может испортиться? Армейский желудок трудно набить. Нам предстоит долгий и голодный поход на север.

— Мне кажется, брат, что армия должна позаботиться об этих птицах, если она действительно хочет увидеть, на что они способны.

Он кивнул и снова заглянул в список.

— Их всего пятьдесят?

— Нет. Нас почти пятьдесят человек. Птиц восемьдесят восемь.

Он присвистнул сквозь зубы.

— В восемьдесят восемь раз больше этого, — сказал он, поднимая листок. — Придется приложить немало усилий. Но давай посмотрим, что я могу сделать. Я новичок на своем посту, не привык контролировать так много чего и еще не овладел всеми рычагами управления. Возможно, новый командир сможет помочь — говорят, что, помимо других ее талантов, она является мастером в области логистики.

— Благодарю тебя, Поль, — сказала я и поклонилась без всякого изящества. Трудно понять, что делать, когда твой близкий родственник имеет такое высокое положение.

— Несправедливо, что они едят нас, а мы не можем есть их, — сказал Пол. — Это дает им огромное преимущество в бою. Можешь себе представить, что было бы, если бы они были какими-нибудь, ну, не знаю, опасными цыплятами? Какие речи я мог бы произнести на поле боя. «Вперед, мужчины и дамы, у нас впереди трудный, но славный день. Сражайтесь за своего короля. Сражайтесь за доброе имя своей семьи. И сражайтесь за их нежнейшее мясо и восхитительные ножки. Постарайтесь не повредить ножки. Попробуйте стукнуть их по голове».

Обычно он сам портил свои шутки, смеясь над ними, но на этот раз он не засмеялся, как и я. Мысль о том, чтобы съесть гоблина, была настолько неаппетитной, что перевесила мысль о цыпленке. Хотя я улыбнулась, подумав, что цыпленок может быть опасным.