ВОЙНА ДОЧЕРЕЙ

Я могла видеть, что виноградники в холмах над городом были заставлены палатками, а в окнах верхних этажей домов мелькали обнаженные руки и ноги дам, которые там спрятались от жары, пытаясь найти свежий воздух. Я не знаю, сколько людей жило в Эспалле до прихода гоблинов, но наша армия была во много раз многочисленнее, и запах и шум солдат разносились повсюду. Улицы были в основном мощеными, так что отхожих мест можно было вырыть очень мало. Отходы выбрасывались из окон, и мужчины, и женщины в равной степени мочились на улице. По сей день, стоит мне почувствовать запах мочи, как я вспоминаю то лето в Эспалле.

Только возле зданий верховного командования воздух был ненамного лучше.

Вилла Поля когда-то принадлежала богатой семье Эспалле, и она была очень старой и очень красивой. Одна красивая настенная мозаика была местами выщерблена, нарушая геометрический узор. Другая мозаика, с павлинами и кешийским царем Найурбатом Добрым в тюрбане — он держал топор-скипетр, которым разрубил цепи своих рабов и объявил рабство людей вне закона в империи, — не имела очевидного центра. Поскольку в ней не было симметрии, гоблины не потрудились ее разрушить. Еще одна мозаика на полу с пальмами и полумесяцем была залита кровью, которую не успели полностью отмыть. Это был не художественный комментарий, а всего лишь убийство. Хотя, я полагаю, приносить животное в жертву — это не убийство, а мы для них животные.

— Почему ты смотришь вниз, Гальвича? — спросил Поль и приподнял мой подбородок пальцем. — Ты такой же дом Брага, как и я. Мы поднимаем подбородки.

— Пока не начнется сражение, — сказала я. Задирать подбородок — верный способ получить перерезанное горло или потерять сознание от удара в челюсть. Подбородок желательно держать низко.

Он, конечно, понял, что я имею в виду, и посмотрел на меня по-новому.

— Именно так, — сказал он с намеком на улыбку.

Я не сказала ему, что до этого опустила взгляд потому, что смотрела на мозаичный пол и кровь. Я была рада, что заслужила его расположение своей маленькой каплей военной мудрости. Я была такой дурой. Он привел меня в сад, где все еще росли цитрусовые деревья и было много цветов, хотя там и стояло несколько небольших палаток. Одна секция стены была разрушена. Другая часть была почерневшей, словно от огня, и я сначала не заметила плоского изображения съежившейся фигуры, не обгоревшей. Перед ужасным изображением была поставлена тележка, чтобы скрыть его, то место, где кто-то был заживо сожжен магией огня.

— Принеси, пожалуйста, цыпленка, фрукты и немного вина, — сказал генерал маленькому мальчику.

Тогда меня угостили — это был первый из двух случаев, когда я наслаждалась гостеприимством Поля на этой печальной и красивой вилле. Курица, финики, груши и немного твердого овечьего сыра из Браги. Я никогда не была любительницей вкусной еды, но это было лучшее, что я ела за последнее время.

— О чем ты думаешь своей занятой головой, Гальвича? — спросил он.

— Извините, — сказала я, — мои мысли не стоят слов, терция-генерал. Спасибо вам за еду.

— Ерунда, — сказал он, хотя, конечно, это было нечто большее, чем просто ерунда; усталая дама с секирой скорее всего облилась бы слезами после свежего финика с сыром и глотка белого вина из Антера. — И никаких терция-генералов, Гальвича. Я Поль, когда мы вдвоем.

— Как пожелаешь, брат. Поль. Я хочу попросить тебя об одолжении, — сказала я.

— Повышение? Сделано.

— Нет! — сказал я слишком громко. — Нет, спасибо. Я... corviscus.

— Точно! И как у тебя с ними получается? Похоже, все конечности и пальцы у тебя на месте.

— Да. И если ты хочешь, чтобы я их сохранила, этим птицам нужно больше еды. Здесь у меня есть список их ежедневных...

— Знаешь, тебе действительно стоит позволить мне отправить тебя домой.

Я замолчала и откусила кусочек. Прожевала и проглотила. Когда ты раздражен, лучше не говорить быстро. Я старалась говорить ровным тоном.

— Домой? И что я там буду делать?

— Управлять поместьем, конечно. Отец не молодеет. А твоя мать...