Война и мир. Balkanska verzija.

выше, еще выше, дорога петляет – раскачивающийся в окнах пейзаж часто обрывается чернотой туннелей - а вспыхивающие с той стороны виды становятся все строже и прекрасней –

Черногория. Црна Гора. Montenegro.

. .

потом, после очередного поворота дороги, уже ощутимо спускающейся, с черногорских высот - вниз, появляется море,  изумрудное и огромное...

мелькнув, исчезает

и начинается долгий, извилистый, с притормаживанием, спуск, потом дорога огибает последний кряжистый горный бок, и, едва не обрушившись с разгону в море, с неохотою, взрезая горный склон, поворачивает – и превращается в приморское шоссе, медленно, вдоль побережья, спускающееся к белым домам и черепичным крышам городка –

где, на перекрестке, за белой табличкой с названием Petrovac

крупными красными буквами, изуродовавшими каменный бок скалы, по-русски написано:

НЕДВИЖИМОСТЬ В ЧЕРНОГОРИИ

- и номер телефона

* * *

Москвичам туда, в Петровац – но они везут нас лишние десять километров до Сутоморя, высаживают на ослепшей от солнца, белой, горячей улице – и, попрощавшись, разворачиваются назад…

про Сутоморе – верней, про место неподалеку, где можно спокойно пожить на берегу, я узнал через Интернет. Море меня особо никогда не привлекало, да и ехали мы, на самом деле, в Боснию, подальше от курортных мест – но пара дней отдыха, привыкнуть к новому климату и избавиться от странного чувства нереальности, вызванного быстрым перемещением – были необходимы.

сам городок был ничем неинтересен – разросшаяся в социалистические времена до курортного городка деревушка, заполненная прогуливающимися в купальных костюмах туристами, половина которых оказались русскими – обилие пластиковых сувениров (всех оттенков яркого безвкусия) на столиках – странное сочетание новодела нескольких роскошных вилл и спешно переоборудованных под гостиницы частных домов - с грязью и обшарпанностью прибрежных многоэтажек, сожженными мусорными баками и валяющимися повсюду, свисающими с деревьев пластиковыми пакетами

в-общем, оглядевшись с недоумением -  че за хреень… - мы заходим попробовать местных чевапчичей в кафешку «Под липом», с уличными столиками и, действительно, старой липой посреди – с чашечкой кафы, хорошей, под смешную балканскую радиомузыку – и, решив оставить рассмотрение этого странного места на потом, влезаем в рюкзаки и через пять минут уже выходим из Сутоморя.

* * *

ко второй половине дня солнце совсем свирепеет, и пара километров пути даются нам нелегко. Асфальтовая дорога идет замусоренным пустырем, огибает поросший лесом холм с крохотной византийской округлости церквушкой, куда я обещаю себе обязательно подняться – проходит мимо сколоченного из досок и деревянных щитов забора, одна из прорех которого заткнута сломанным зонтиком - цыганский табор, судя по крикливому гомону внутри и парочке смуглых чумазых детей, провожающих нас цепкими, оценивающими взглядами…

пройдя насквозь поле, поросшее полынью и редкими деревцами, мы подходим к лесу, где стоят машины, палатки и пахнет жареным мясом. Лесной тропинкой спускаемся к морю, к людному галечному пляжу - и, осторожно, боясь задеть рюкзаками понатыканные везде зонтики, пробираемся сквозь залежи распаренных тел -

скоро галька сменяется острыми, неудобными для ходьбы камнями, и купальщики пропадают…

неожиданно, мы натыкаемся на совершенно голого старика, вытянувшего свое дочерна загорелое, морщинистое, поджарое тело на плоском камне, незаметном с пляжа; рядом, в тени кустарника  приспособленный под лежанку строительный поддон, бутылки с водой – старик бросает на нас испуганный взгляд - недовольный, диковатый такой взгляд отшельника, и я успокоительно улыбаюсь ему – ничего, ништа, сейчас уйдем…

устав от прыжков по камням, враскачку, под выдергивающим из равновесия рюкзаками, мы присаживаемся отдохнуть, и, расшнуровав новые, начавшие уже натирать, горные ботинки, я освобождаю из них ступни, подхожу к морю - осторожно, по ненадежным камням, пружиня ногами волны, захожу глубже, и - погружаюсь в теплую морскую воду

- во вновь накатившее чувство нереальности

* * *

раз от разу, пытаясь подняться в гору, чтобы найти в лесу укромную полянку для лагеря, мы утыкаемся в колючие заросли…

спустившись очередной раз к морю, я замечаю, что нас издалека разглядывает появившийся с той стороны бухты юноша, дочерна загорелый, с длинными волосами  и подвижным, разобранным лицом – сделав несколько неуверенных шагов, он решается:

«Здраво!»

«Здраво»

«Шта ħете тамо, у шуми?»

«Тражимо место за логоровање…»

«Одакле сте? Руси? Хоħете код нас?»

«Може…»

«Хаjде, брате, видитћеш» - ведя уже нас по тропинке среди скал. «имамо овде зид – наjбоље место на обале…»

зид – стена, припоминаю я. Какая стена, при чем тут?

по дороге он много и путано говорит - половины я, с многолетней отвычки,  не понимаю – но, кажется, ему и так нормально…