- Министр имеет в виду, - перебил его начальник Службы безопасности, - что диверсанты, действующие по британским приказам, наносят огромный ущерб нашей собственности в нашей стране.”
- Ну, сэр, я уверена, что не знаю подробностей ни одной операции.- Она мило улыбнулась. “Это мужская работа, не так ли?”
Прежде чем она успела ответить на свой вопрос, снова заговорила Шафран. “Но я полагаю, что любые операции направлены против немцев с намерением причинить им вред и помочь нам выиграть войну, чтобы Бельгия снова стала свободной.”
“Может быть, и так, - сказал министр. - Но мы не хотим возвращаться в нашу страну, чтобы обнаружить, что она превратилась в руины.”
“Хм . . .- Шафран задумалась. - Интересно, что скажут об этом лондонцы в этом пабе? Они пережили бомбежку. Подумайте обо всех ужасных разрушениях, которые они видели. Они проводили ночь за ночью в убежищах, задаваясь вопросом, будут ли их дома, даже улицы все еще там, когда они выйдут. Я уверена, что все здесь знают по крайней мере одного человека, который умер или был тяжело ранен, возможно, кого-то, кого они любят. Не могли бы вы посмотреть им в глаза и сказать, что Бельгия отказывается внести свою лепту?”
Министр иностранных дел не ожидал такого ответа. “Вы хотите сказать, что бельгийцы-трусы?”
“О нет, сэр, вовсе нет, мне и в голову не пришло бы сказать такое. Напротив, я уверена, что бельгийцы столь же храбры, как и англичане, и столь же решительно настроены победить немцев. Так что они наверняка тоже готовы пойти на жертвы.”
“Так и есть, - сказал начальник Службы безопасности. - Они пожертвовали своей свободой.”
“Тогда мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы вернуть его им, чего бы это ни стоило, - сказала Шафран. - Простите, если я говорю грубо. Боюсь, я выросла не в Англии. Я из Кении, и там, где я живу, нас окружают дикие животные. Некоторые из них очень опасны. И если есть одна вещь, которой научил меня мой отец, это то, что когда лев получает вкус к человеческой плоти, нет никакого смысла пытаться держаться подальше от его пути: вы должны убить его. Ты должен убить его, прикончить навсегда.”
“И это то, что вы собираетесь сделать с Ле Бошем, мадемуазель?”
- Я надеюсь исполнить свой долг, сэр.”
Начальник Службы безопасности задумчиво кивнул. “А что, если это включает в себя - как вы это называете-мужскую работу?”
“Если это то, что мне приказано сделать, сэр, то я буду выполнять приказы в меру своих возможностей.”
- Что ж, желаю Вам удачи в ваших начинаниях. А пока могу я пригласить вас поужинать со мной? В молодости я провел некоторое время в Конго. Было бы очень приятно поговорить с таким же африканцем . . .”
•••
Три дня спустя Шафран вызвали в кабинет Эмиса. “Вы производите сильное впечатление на наших бельгийских друзей, - сказал он.
- Надеюсь, хороший, сэр.”
- Безусловно, действенный. Вы, кажется, с некоторой силой выдвинули аргумент в пользу проведения диверсионных операций на их территории.”
- Они подняли эту тему, сэр, и я понял, как много это значит для нас. Надеюсь, я никого не обидел.”
“Возможно, вы задели самолюбие по меньшей мере одного бельгийского министра, но это пойдет ему только на пользу. Главное, что они знают, что мы чувствуем, и, насколько я понимаю, вы заставили их подумать, что неразумно говорить англичанам, что они не хотят видеть никакого ущерба Бельгии.”
“Меня так и подмывало сказать: "Ну, если ты так считаешь, то, может быть, нам лучше оставить тебя немцам?’”
“Я рад, что ты этого не сказала, Кортни . . . Это сложная ситуация.”
***
- Я что, краснею, Маша?- Спросила Юлия Соколова свою лучшую подругу Марию Томащеву, когда они лежали на траве в одном из ухоженных скверов на Западном берегу Волги: две семнадцатилетние девушки из Сталинграда грелись на солнышке в одно прекрасное, безоблачное августовское утро.
Мария застонала, приподнялась на локте и осмотрела голую спину Юлии. “Нет, Юлюшка, все в порядке. А теперь дай мне поспать, я так устала. Ты же знаешь, что вчера я была в ночной смене.”
Юлия повернула голову, откинула с васильковых глаз прядь соломенных волос, чтобы посмотреть на Марию, и спросила:- ”Ты знаешь, какой сегодня день?"
“О . . . Мария вздохнула и покачала головой, не желая давать ей покоя. Она была такой же золотоволосой и голубоглазой, как Юлия. Люди часто говорили, что они больше похожи на сестер, чем на друзей. Она потерла глаза. - Двадцать третье. Почему? И тут ее осенил ответ: "о! . . опять это.”
“Не говори так больше.’ До именин моей матери осталось три дня, а я все еще не знаю, что ей подарить. Ты же знаешь, как много это для нее значит.”
“О, я знаю, моя дорогая, знаю . . .”
Прежде чем Мария успела закончить фразу, низкий гул города был прерван воем сирены воздушной тревоги. Девочки вскочили на ноги. Они повозились с ремнями и пуговицами, приводя себя в порядок, а затем сложили полотенца, книги и фляги с водой в свои сумки.