Война Кортни

Другой армейский офицер поспешил к капитану и схватил его за рукав. - Ну же, Ханси, оставь полковника в покое . . .”

Капитан отмахнулся от него. Он был поглощен своим гневом, его глаза выпучились, когда он набросился на Герхарда, - “И теперь они все ушли! Все эти храбрецы! И ты бросил их . . . ты грязный, проклятый трус!”

“Пожалуйста, Герр оберстлейтенант, - взмолился второй солдат. - “Он не в своем уме. Его брат был под Сталинградом, попал в плен к красным.”

Герхард налил себе еще один стакан шнапса, осушил его, затем поднялся с табурета, посмотрел капитану в глаза и сказал: . . и к черту вашего проклятого фюрера. Я был в Сталинграде с первого бомбового налета двадцать третьего августа до последнего вылета из Гумрака, когда "иваны" были так близко, что мы могли видеть, как они заходят на аэродром, когда мы взлетали. Я все это видел, пьяный Ты говнюк. Я видел целую армию ,и большинство моих людей были выброшены. . . и за что же?- Он оглядел бар, ожидая, что кто-нибудь ответит ему. “За что же? Мы даже не захватили город. Мы никогда не контролировали реку, в чем и состоял весь смысл учений, не так ли? Я имею в виду, что именно так сказал этот человек, стоя в целости и сохранности в мюнхенской пивной.”

Мужчины посмотрели друг на друга. Слова Герхарда перекликались с мыслями, которые разделяли многие из них. Но что, во имя всего святого, заставило его произнести их вслух?

Герхарду было уже все равно. “Все это было напрасно. Она ничего не добилась, кроме того, что превратила людей в дикарей, одетых в лохмотья, полубезумных от голода . . . раненые без перевязок, без морфия . . . люди, которые еще могли сражаться, выбрасывали оружие, потому что у них не было патронов. Так. . . Ханси, не так ли?”

Капитан молча кивнул.

- Ну, Ханси, я не знаю, как выглядел твой брат, когда ты видел его в последний раз. Но я могу обещать, что теперь вы его не узнаете. Держу пари, он себя не узнает. И я скажу вам еще кое-что: они могли бы послать все самолеты Люфтваффе в Сталинград, и это не имело бы ни малейшего значения. Так что не вини меня. Вините сумасшедшего, который отказался отступить, и генералов, которые не бросили ему вызов. Я пробыл там сто сорок шесть дней. Я пересчитал их. И я совершил сто семьдесят три боевых вылета. Я выполнил свой долг, и мои люди тоже. Не вини меня, черт возьми.”

На барную стойку опустилась тишина. Как будто все ждали, что гестапо, или СД, или даже цепные псы появятся среди них и утащат полковника за слова, равносильные измене. Но никто не пришел. Никакого ареста не было произведено.

Вместо этого Герхард взял свою бутылку, сунул ее Ханси и сказал: -“Вот, выпей за своего бедного ублюдочного брата.”

Он направился к двери, мужчины расступались перед ним, как будто боялись быть замеченными где-нибудь поблизости. Теперь, когда его гнев улегся, Герхард более ясно обдумывал сказанное. Было много людей, чья вера в фюрера не была поколеблена. Во всяком случае, они чувствовали себя более обязанными поддерживать его, когда дела шли плохо. Это было доказательством их преданности. Но даже если и так, будет ли кто-нибудь говорить о том, что они видели и слышали? Глядя на людей вокруг, он понял, о чем они думают.

Это был старший офицер, увешанный медалями. Может быть, он и сказал то, что не должен был говорить, но человек легко может попасть в беду, сделав из этого проблему. Зачем было вмешиваться, если не было необходимости?

Герхард был почти на расстоянии вытянутой руки от двери. Он уже собирался выйти на улицу. Он думал, что ему это удалось. Затем из-за соседнего столика поднялся высокий худощавый человек в безукоризненно вычищенном и выглаженном мундире с полными полковничьими нашивками на плечах.

- На пару слов, пожалуйста, обер-лейтенант, - сказал он, едва повышая голос.

Герхард остановился и подождал, пока полковник подойдет к нему. “Ваше имя, пожалуйста, - сказал полковник.

- Обер-лейтенант Герхард фон Меербах.”

- Ваше подразделение?”

“Трудно сказать, сэр. Истребительной группы, которой я командовал, больше не существует. Я нахожусь на временном прикреплении, ожидая новой публикации.”

- Я все понимаю.”

“Если вам понадобится связаться со мной, я уверен, что штаб генерала фон Рихтгофена сможет вам помочь. Могу я спросить, кто вы, сэр?”

Полковник проигнорировал вопрос. - Вы еще не слышали об этом инциденте, обер-лейтенант. Можете быть уверены в этом.”

Мужчины, наблюдавшие за стычкой у дверей бара, снова уставились на свои напитки. Никто не взглянул на Герхарда, когда он уходил. Никто не заметил, как полковник вернулся к своему столу. Они благодарили Бога за то, что не им пришлось открыть рот, как это сделал офицер Люфтваффе. И они жалели его за то, что он такой глупый.

***

Шафран отплыла в Южную Африку на одном из” Уинстонских особенных кораблей", как назывались конвои, везущие войска на юг вдоль западного побережья Африки для участия в кампаниях в пустыне и на Дальнем Востоке. Однажды жарким утром в середине января 1943 года она сошла на берег в Кейптауне, и у трапа ее встретила кузина Сантэн Кортни.