Война волка

Мы стояли на возвышенности к западу от укреплений и просматривали длинную стену форта вплоть до северного угла, атаковать который подбивал нас Иеремия. Примерно на расстоянии в две третьих этой стены от нас располагались одни из действующих ворот Хеабурга, и они теперь распахнулись настежь.

Какое-то время из них никто не выходил. Мы тупо пялились в ожидании, потом раздался нечеловеческий вопль, и на земляной перемычке, ведущей через рвы, появился колдун Снорри. Мы с Сигтригром коснулись молотов, а Финан и мой сын ухватились за кресты. После этого вопля горный выступ Хеабурга погрузился в тишину, потому что с появлением слепца защитники замолчали и просто наблюдали, как белая собачонка ведет колдуна через рвы. Миновав их, Снорри остановился и повернулся к нам. Казалось, он смотрел на нас, а его собачонка тем временем виляла хвостом. Мне это хорошо запомнилось – какой-то неуместной выглядела на поле смерти собачонка, виляющая хвостом.

– Кто это? – спросил один из людей Сигтригра.

– Гальдр Скёлля, – негромко ответил мой сын.

– Его колдун, – перевел я саксонское слово.

Сигтригр снова коснулся молота, а потом стиснул его, когда Снорри медленно поднял волчий череп и обратил морду в нашу сторону. Я видел, как губы чародея шевелятся, и догадывался, что он проклинает нас, хотя расстояние было слишком велико, чтобы разобрать слова. Кто-то на стенах крикнул, но товарищи зашикали на него. Люди Скёлля хотели слышать проклятия, которые насылал на нас жуткий Снорри.

– Говорят, что он способен убивать проклятием? – спросил Сигтригр.

– Если бы это было так, зачем бы понадобились Скёллю воины?

Зять не ответил, только продолжал сжимать молот, пока собачонка вела Снорри ближе к нам. Колдун остановился на расстоянии длинного броска копья от нас.

– Скёлль пытается нас запугать, – пробормотал я.

Причем ему это удалось. Я видел, как ярл смотрит со стены и ухмыляется. Снорри стал выть, а между завываниями изрыгал новые порции проклятий. Теперь его было слышно. Он проклинал нас землей, небом и недрами, проклинал огнем, водой, воздухом; обрекал наши тела Раздирателю Трупов в Нифльхейме, обещал нам вечные муки от Хель – богини гниющей плоти. Воздев волчий череп и свои незрячие глазницы, он призвал Тора обрушить на нас свой молот, а Одина – наслать погибель.

С каждым новым проклятием Скёлль разражался хохотом. Он по-прежнему был в белом меховом плаще и, указывая на нас, говорил что-то своим людям. Потом приставил ладони ковшиком ко рту и прокричал:

– Вы все обречены! Снорри убьет вас следующим проклятием!

– Пустые слова, – отозвался я, но видел, что мои люди, даже христиане, напуганы Снорри.

Они знали, что боги определяют нашу судьбу, а колдуны ближе к богам, чем все прочие. К тому же все были наслышаны про ужасного чародея Скёлля, способного поражать людей издалека, одним лишь проклятием.

– Это только слова! – Я крикнул еще громче. – Пустой брех!

Однако я видел, как многие воины крестятся или трогают молоты. Некоторые начали пятиться, и я понял, что наше войско находится на грани панического бегства. Эти парни готовы были сражаться против людей, но не против богов. Норманны на стенах снова осыпали нас насмешками, а Снорри решил, похоже, перевести дух, перед тем как метнуть в нас самое могущественное свое заклинание.

Тут вперед строя выпрыгнул Иеремия. Первым моим порывом было втянуть его обратно, но Финан удержал мою руку:

– Оставь его, пусть.

Иеремия повернулся ко мне.

– Господин, приготовь камень! – прошипел он. Потом снова обратился лицом к Снорри, воздел руки и взвыл, как про́клятая душа.

После этого вопля установилась тишина. Для людей Скёлля оказалось неожиданностью, что и у нас есть свой колдун, и они притихли – не от страха, но скорее в предвкушении поединка чародеев. Оба противника были старыми, беловолосыми и тощими, оба взывали к тайной силе своего бога или богов. Вот только Снорри, явно не ожидавший появления соперника и ошарашенный воплем Иеремии, лишился на время дара речи. Между тем Иеремия, казалось, пустился в пляс. Он кружился и вертелся, распевая высоким, резким голосом. Слов не было, – издавая набор чудных пронзительных звуков, обряженный в епископскую мантию шут, подпрыгивая и пританцовывая, приближался к Снорри.

– Да он пьян! – воскликнул Сигтригр.

– Нет, – возразил я. – Он под действием снадобья.

– Снадобья?

– Белены. Ему кажется, что он летит.

Иеремия присел вдруг, потом подпрыгнул, широко раскинув руки.

– Ах ты, испражнение сатанинское! – провозгласил он, указывая на Снорри, а потом решительно направился к норманнскому колдуну, волоча по траве подол грязного епископского облачения. Остановившись шагах в двадцати от слепца, он воздел посох с нахлобученным на него черепом барана. – Проклинаю тебя! – произнес он на языке данов, понятном всем северянам. – Властью агнца Авраамова я проклинаю твою голову, проклинаю твои волосы, проклинаю твои глаза!

– Да нет у него глаз, дубина, – проворчал я.