– Проклинаю твое лицо, – вещал Иеремия, – проклинаю твой нос, твой змеиный язык, твои зубы, твою шею, твои руки, твой живот, твой отросток, задницу твою проклинаю! – Он остановился перевести дух. Речь его была невнятной, но достаточно разборчивой, чтобы оба войска поняли слова. – Проклинаю каждую часть поганого естества твоего от волос на макушке до подошв на ногах. Проклинаю подлую душу твою и обрекаю ее на глубочайшую яму ада. Да растерзают тебя псы Люцифера, да гореть тебе в сатанинском огне и непрерывно корчиться в муках до скончания времен.
Снорри стал кричать в ответ про инеистых йотунов Нифльхейма, что будут отсекать у соперника конечность за конечностью ужасными ледяными топорами.
– Боги услышат его вопли! – верещал Снорри, возводя к небесам пустые глазницы. – Он – гной из задницы Раздирателя Трупов, и да будет низвергнут. Я взываю к тебе, Один! К тебе, Всеотец! Убей его на месте! Убей!
Он наставил на Иеремию волчий череп, и на миг я задержал дыхание, готовясь увидеть, как чокнутый епископ валится замертво на землю.
Но он не упал.
– Я жив! Жив! Жив! – торжествующе провозгласил Иеремия. Он снова приплясывал, и бараний череп трепыхался на крюке его посоха. Продолжая кричать, он подошел к Снорри еще ближе, совсем близко. – Пусть черви пожрут нутро твое и свиньи питаются твоим мясом! Пусть тараканы гадят на язык твой! Проклинаю тебя во имя Отца, приговариваю тебя именем Сына и изгоняю из числа живых властью Святого Духа!
С последними словами он выбросил вперед посох, резким движением проведя его над головой и нацелив на Снорри. Думаю, он просто собирался направить на колдуна бараний череп, но сила замаха была таковой, что увенчанный рогами череп слетел с посоха и ударил язычника-чародея в грудь. Снорри отшатнулся, скорее от неожиданности, чем от удара. Но, покачнувшись, он выпустил из руки поводок, и собачонка, радостно затявкав, помчалась прямиком к Иеремии, удивленному не меньше своего соперника.
– Я победил! – взвыл епископ, не способный скрыть изумления. – Бог победил! Язычник посрамлен!
Иеремия и вправду победил. Снорри отступил и вместо того, чтобы послать в ответ собственное проклятие, наклонился и стал шарить в поисках своего поводыря. Но собачонка покинула слепца и побежала к чокнутому епископу, радостно кудахтавшему от смеха. Похоже, именно предательство псины разозлило наблюдающих норманнов. Они знали, что успех на их стороне, но торжество Иеремии над Снорри уязвило их гордость. Ворота вновь распахнулись, и на дамбе появился поток воинов, тогда как другие спрыгивали со стен. И почти на каждом из этих воинов была серая волчья накидка ульфхеднар.
– «Стена щитов»! – вскричал я, и боль пронзила голову. – «Стена щитов», живо!
Хотя снадобье из белены и затуманило Иеремии сознание, но не настолько, чтобы он не обратился в бегство, увидев приближение вражеских воинов. Епископ устремился к нам, а собачонка скакала рядом с ним.
– Господин, камень Давида! – пропыхтел он, подбежав ближе. – Бросай скорее камень! Ради Бога живого, бросай камень!
Копнув землю носком сапога, я нашел камешек, видимо осколок от древней римской кладки. Я поднял его, стараясь не обращать внимания на колющую боль в голове, и швырнул камень в сторону врага.
– Мы победим! – Иеремия приветствовал мой бросок воплем. – Мы победим!
Проскользнув между щитами первой шеренги, он оказался в безопасности, которая, как я полагал, будет лишь временной. Епископ склонился, взял собачонку на руки и лучезарно улыбнулся.
– Господин, ты поверил мне! – радовался он. – Камень Давида брошен! Мы победим!
Ульфхеднар уже накатывались, чтобы перебить нас.
– Ничего подобного я не говорил! – возразил я.
– Ну, господин…
– Это поэма, я знаю.
– Тогда что ты сказал своим людям?
– Наверное, призвал убивать ублюдков. Или держать щиты крепче. Речи, подобные этой, – я ткнул в пергамент, – произносят перед боем, а не во время сечи. Скёлль не дал бы нам времени разглагольствовать.
Отец Селвин нахмурился:
– Иеремия… – Он знал, что чокнутый епископ – еретик, и чувствовал себя неуютно, говоря о нем. – А он и вправду использовал белену?
– Да. Украл горшочек у моего слуги и натер снадобьем грудь. Добежав до нас, он трясся, дрожал и лепетал. А потом повалился позади строя. – Я улыбнулся, вспомнив про то, как собачонка облизывала бледную физиономию чокнутого епископа. – Не уверен, осознавал ли бедолага то, что наделал.
Священник помрачнел.
– Он ведь вызвал нападение ульфхеднар! – с неодобрением воскликнул он.
– Да, это так.
– Скёлль пошел с ними?
– Нет. Он остался на стене и смотрел.