Война Волка

Мы шли вперед, и, как я сказал отцу Сельвину, я чувствовал, что мы обречены. Мы двигались вниз вдоль стены форта, и это означало, что придется пересечь то место, где рвы и валы огибают башню. Мы бежали вдоль валов, не пересекая их, а потому — быстро. Помню, как я удивился, что внезапно все оказалось так легко. Справа полетели копья, но воткнулись в землю или ударили в щиты, а потом мы повернули, пересекли два рва и оказались под стеной. И тут все осложнилось.

— Топоры, — крикнул я.

Самых сильных и высоких воинов я вооружил секирами с бородкой и широким клинком на длинном топорище. Каждое топорище — длиной с копье, и это делало оружие ужасно неуклюжим, но воины знали, как его использовать. Передняя шеренга остановилась перед стеной, топоры и копья норвежцев застучали по нашим щитам. Крепостная стена была не намного выше человеческого роста, а значит, воины Скёлля совсем рядом, и их удары сильны. От моего щита отлетали щепки, когда в доски впивались топоры.

Норвежцы видели, что мы приближаемся, видели золото у меня на шее, блестящие браслеты и серебро на шлеме. Они знали, что я лорд, и хотели заработать репутацию, прикончив меня. Я же не мог ничем ответить: если я опущу щит, чтобы ударить вверх Вздохом Змея, то откроюсь перед защитниками форта, а наш долг, долг первой шеренги — стоять в жидкой грязи рва и отвлекать внимание врага, изображая легкую добычу.

А из-за наших спин нанесли удар воины с необычно длинными секирами. Фризы Гербрухт и Фолькбалд взмахнули секирами, и те взлетели над засевшими на стене воинами, а затем дернули секиры обратно, загарпунив врага, как рыбу, длинной заостренной бородкой.

Как только секиры попали в цель, стук копий по моему щиту прекратился. Я услышал наверху крик, потом на разбитый щит плеснула кровь, просочившись через прореху.

Потом над моей головой снова раздался вопль, норвежец перевалился через стену и рухнул у моих ног. Стоящий рядом Видарр Лейфсон ударил упавшего коротким саксом, тот потрепыхался, как выброшенная на берег рыба, и затих. Секиры орудовали до тех пор, пока воины Скёлля не додумались отрубать длинные топорища, но каждого погибшего или раненого на стене тут же сменял новый воин. Именно один из этих новичков и метнул огромную глыбу, что окончательно разбила мой уже разваливающийся щит и задела шлем с левой стороны.

Я показал поэту покореженный шлем.

— Видишь, какая вмятина?

Отец Сельвин тронул пальцем металл в том месте, где камень пробил шлем.

— Больно было, наверное, господин.

Я засмеялся.

— Голова болела много дней, но тогда... Тогда я просто рухнул как подкошенный.

Отец Сельвин провел измазанным в чернилах пальцем по отметине, изуродовавшей навершие шлема в виде серебряного волка.

— Ты так и не починил его, господин?

— Будет напоминанием о собственной глупости, — сказал я, и юнец улыбнулся. — И у меня есть другие шлемы.

— Когда это случилось, вы атаковали северную башню?

— Мы не зашли так далеко. Задачей было отвлечь защитников крепости от того угла.

План ослабить северный угол форта, напав с юго-запада, не сработал, как и почти все в тот день. У Скёлля в Хибурге оказалась почти целая армия, и ему незачем было оголять часть укреплений. Ему достаточно было дать нам безрезультатно штурмовать стены, пока мы не откажемся от этих попыток, а потом догнать нас и разбить. Именно это он задумал, еще покидая Беббанбург, а мы повелись, как глупцы.

Моя атака на северный участок стены провалилась. Мы потеряли еще семерых, Скёлль двоих. У нас было шестнадцать раненых, включая меня, а у Скёлля — не более полудюжины. Нашего отступления от стены и рвов я не видел, находясь без сознания. Меня оглушило сброшенным со стены камнем, он расколол щит и пробил шлем. Я упал, и Финан потом рассказал, как Гербрухт и Эадрик подобрали Вздох Змея, подхватили меня под руки и оттащили.

Когда меня перетаскивали через ров, в левое бедро глубоко вонзилось копье, но я этого даже не почувствовал. Финан старался удержать людей у стены, попытался подцепить еще одного норвежца и сбросить во внутренний ров, но когда мои люди увидели, что меня тащат в безопасное место меж рвами, то пали духом. Под градом копий и насмешек норвежцев они отступили следом за мной.

Очнувшись, я первым делом услышал торжествующие победные вопли врагов. Они выкрикивали оскорбления, трубили в рог и колотили мечами по щитам, снова зазывая нас на штурм бастионов. Основная атака Сигтрюгра провалилась, как и моя, и люди Скёлля издевались над нами.

— Я даже ни одной лестницы не поставил, — сказал мне потом Сигтрюгр. — Ублюдков было слишком уж много.

А за этим последовала острая боль, когда Видарр стянул с меня пробитый шлем.

— Господи, осторожнее! — рявкнул на него Финан, когда из раны хлынула кровь. Он облил мою голову водой. — Господин? Господин?

Должно быть, я что-то пробормотал, поскольку помню изумленные слова Видарра: «Он жив!»

— Одним камнем его не убьешь, — ответил Финан. — Перевяжи ему голову. Эй ты, девчонка! Поди сюда!

— Девчонка? — пробормотал я, но никто меня не услышал.

Наверное, на холме появилась Эльвина, одна из «ангелов» Иеремии.