Война Волка

— Тогда лучше нам быть на одной стороне, — он понизил голос и посмотрел на крест, венчающий нос ближайшего корабля. — Я не единственный изгнанник из Ирландии, — продолжил он, и что-то в его голосе меня насторожило. — Анлуф еще там, но надолго ли?

— Анлуф?

— Величайший конунг ирландских норвежцев, у него есть сильные крепости. Их стены непреодолимы даже для демонов. Анлуф видел в моем отце соперника и отказался нам помогать, но проиграли мы не из-за этого. Мой отец проиграл ту битву... — он окинул взглядом спокойный Мерз и продолжил: — потому что отступил его брат со своими воинами. Думаю, их подкупили ирландским золотом.

— Твой дядя.

— Его зовут Скёлль, — продолжил он, — Скёлль Гриммарсон. Ты о нем слышал?

— Нет.

— Еще услышишь. Он честолюбив. И еще — у него есть опасный колдун. — Он умолк и дотронулся до костяного молота. — Он и его колдун — в твоей стране.

— В Нортумбрии?

— Да, в Нортумбрии. Он высадился севернее, намного севернее. За следующей рекой, как она называется?

— Риббел.

— Он собрал своих воинов за Риббелом. Видишь ли, Скёлль жаждет зваться королем Скёллем.

— Королем чего? — насмешливо спросил я.

— Нортумбрии, разумеется. Вполне разумно, ты не находишь? Нортумбрия, северное королевство, как раз для короля норвежцев. — Он смотрел на меня голубыми, как лед, глазами, и я подумал, что Ингилмундр — один из самых опасных людей, с какими мне доводилось встречаться. — Конечно, чтобы стать королем, — небрежно продолжал он, — ему нужно сперва победить Сигтрюгра, согласен?

— Да.

— И он знает (а кто этого не знает?), что тесть короля Сигтрюгра — знаменитый лорд Утред. Будь я Скёллем Гриммарсоном, я предпочел бы, чтобы лорд Утред оказался подальше от дома, когда я соберусь перейти через те холмы.

Значит, вот почему он меня разыскал. Он узнал, что меня выманили через всю Британию, и теперь объясняет, что ловушку устроил его дядя, которого он явно ненавидит.

— Ну и как бы Скёлль это устроил? — спросил я.

Он отвернулся и снова посмотрел на реку.

— Дядя нанимает людей, живущих южнее Риббела, а как мне говорили, это мерсийские земли.

— Верно.

— А мой друг Этельстан настаивает, что подобные поселенцы должны платить ему дань и принимать его проповедников.

Я понял, что он говорил мне о том монахе, брате Осрике, о человеке, который провел меня и выманил за холмы. Ингилмундр утверждал, что это его дядя, Скёлль Гриммарсон, послал монаха с коварной миссией.

— Откуда ты это узнал? — спросил я.

— Даже таким скромным фермерам, как мы, нравится узнавать о том, что происходит на свете.

— И даже такой простой фермер предпочтет, чтобы это я отомстил тому, кто предал его отца?

— Мои христианские учителя говорили, что месть — недостойное дело.

— Дерьмо они, твои христианские учителя, — кровожадно ответил я.

Он чуть улыбнулся.

— Я едва не забыл сказать, — спокойно продолжал он, — принц Этельстан просил, чтобы ты присоединился к нему. Я предложил передать сообщение. Может, вернемся обратно, господин?

Так я впервые увидел Ингилмундра. Придет время, и мы встретимся снова, однако тогда на нем будет сверкать кольчуга, сам он будет увешан золотом, а в руках держать свой меч Косторуб, нагонявший страх на всю северную Британию. Но в тот день, у Мерза, он оказал мне услугу. Конечно, в собственных интересах. Ингилмундр хотел отомстить своему дяде, но ему не хватало сил, чтобы сделать это самостоятельно. Но придет время, и он станет сильным. Сильным, опасным и хитрым. Этельстан говорил, что он мне понравится, так и вышло, но помимо этого я его опасался.

Этельстан потребовал, чтобы я сопровождал его в Брунанбург, и я думал, что для него это просто возможность рассказать мне о своих надеждах на Мерсию и Инглаланд, или, может, ради встречи с Ингилмундром, но оказалось, что причина была иная. Этельстан ожидал меня у ворот форта, и когда мы присоединились к нему, отвел меня чуть в сторону, на восток. Ингилмундр оставил нас вдвоем. Нас сопровождали четыре воина, но они отстали и не слушали разговор. Я чувствовал, что Этельстан встревожен. Он говорил о погоде, о планах восстановить мост у Честера, о надеждах на весенние всходы — о чем угодно, кроме цели нашей беседы.

— Что ты думаешь об Ингилмундре? — спросил он, когда темы будущего урожая иссякли.

— Он умен, — ответил я.

— Умен — и все?

— Тщеславен, — добавил я, — ненадежен и опасен.

Этельстана, казалось, удивил мой ответ.

— Я считаю его другом, — сухо ответил он, — и надеялся, что он станет и твоим.

— Почему?

— В доказательство того, что мы сможем жить в мире.

— Он все еще носит молот Тора.

— Да! Но он учится лучшему! Стремится к истине. У него есть враги среди прочих норвежцев, что и делает его нашим союзником и добрым другом.

— Ты послал к нему проповедников?

— Да, двух священников. И они говорят, что он ревностно стремится к истинной вере.

— Я хочу знать о других твоих проповедниках, — продолжил я, — о тех, кого ты отправлял к норвежцам, что поселились южнее Риббела.

Он пожал плечами.

— Кажется, мы отправили шестерых. Шестерых братьев.

— Хочешь сказать, монахов? Черных монахов?

— Да, они бенедиктинцы.