Война Волка

Там лежали кости гусей и уток, обкромсанные свиные головы, хлеб, рыбьи скелеты, устричные раковины, стояли кувшины с элем и фляги с вином — празднество, кисло подумал я, на которое не позвали ни меня, ни Сигтрюгра. У помоста играл арфист, но музыка тонула в разговорах и смехе, стихнувших, едва гости увидели нас. Даже арфист на несколько мгновений прекратил играть. Наверняка выглядели мы мрачно — три воина в кольчугах и шлемах, — и королевская стража, выстроившаяся вдоль стен, начала было подступать к нам, пока один не узнал меня и не поднял руку, удерживая товарищей.

— Финан, Берг, — сказал я своим, — найдите кого-нибудь из знакомых и возьмите поесть. И не встревайте в споры.

Единственная женщина в зале сидела на помосте за длинным столом, где разместились всего трое. Посередине — король Эдуард, слева — его сын Этельвирд, а по правую руку — королева. Я видел ее несколькими годами ранее, в королевском лагере у Хунтандуна, был сражен красотой ее темных глаз, но думал, что она для Эдуарда — просто очередная красивая шлюха. Возможно, ею она и была, но кроме того, она высокородная шлюха, дочь Сигехельма, олдермена Кента. Должно быть, превосходная шлюха, поскольку заменила Эльфлед, сестру Этельхельма-младшего. Брошенную жену отослали в монастырь в Уэссексе. Итак, высокородная шлюха стала королевой Эдгивой Мерсийской, но не Уэссекской — по какой-то причине это королевство до сих пор отказывалось наделять жену короля титулом королевы.

Эдгива была, несомненно, красивее, чем брошенная Эльфлед. Кожа безупречно юная и цветущая, высокий белый лоб, огромные глаза. Черные, как вороново крыло, волосы украшены золотым обручем с большим изумрудом. Ее платье, темное, как и волосы, было богато расшито разноцветными птицами и гирляндами из плюща. Плечи укутаны шалью из редкого и дорогого шелка. Она наблюдала, как я всхожу по ступеням.

— Добро пожаловать, лорд Утред, — произнесла она.

Я снял шлем и поклонился ей.

— Меня вызвал король, госпожа, — объяснил я свое присутствие. Мне следовало поклониться и королю и дождаться, когда он заговорит со мной, но Эдуард уткнулся лицом в стол, вероятно, спал, а скорее всего, напился. — Может быть, мне следует вернуться утром, госпожа?

Эдгива бросила на мужа презрительный взгляд.

— Может, вместо этого ты поговоришь со мной, лорд Утред? — Она кивнула, подзывая меня.

— С удовольствием, госпожа.

Никакой радости я не испытывал. Болтать с королевой, пока король пьян — опасное дело, а на глазах у всего сборища олдерменов Уэссекса, Мерсии и Восточной Англии — еще опаснее. Они в самом деле наблюдали за нами. Принц Этельвирд, который меня ненавидел, выглядел и усталым, и пьяным, но пока не уснул. Узнав меня, он нахмурился, но сейчас демонстративно проигнорировал и подозвал слугу, чтобы тот подлил ему вина.

Эдгива хлопнула в ладоши, и из тени выскочил другой слуга.

— Скамью лорду Утреду, — приказала она. — И вина. Ты уже поел?

— Да, госпожа.

— Видимо, лучше, чем мы. Мой муж вызвал тебя, но, похоже, забыл об этом, — ослепительно улыбнулась она. — Так что у нас есть возможность поговорить.

Она говорила беспечно, но я заподозрил, что Эдуард слишком пьян, чтобы меня позвать, а значит, со мной хотела поговорить Эдгива, причем на глазах у олдерменов ее супруга. В самом деле опасно. Я обернулся, окинул взглядом освещенный огнями зал и увидел Этельстана, сидящего за столом слева. Он мрачно кивнул мне и пожал плечами, как будто хотел сказать, что не знает, зачем меня вызвали. Взглянув на другой длинный стол, я заметил там Этельхельма-младшего. Он равнодушно посмотрел на меня и отвел глаза, когда я перехватил его взгляд.

— Садись, лорд Утред, — приказала Эдгива.

Слуга принес мне скамью. Я сел.

Эдгива наклонилась ко мне, ее белая шаль распахнулась, и я не мог не заметить грудь в низком вырезе платья. Эдгива легко коснулась моей руки, и глубокая тень легла на ее грудь.

— Я слышала о твоей дочери. Мне так жаль.

— Спасибо, госпожа.

— Я помолюсь за ее душу.

— Спасибо, госпожа.

— Мои оба сына еще младенцы, — сказала она, — и я представить себе не могу горя утраты ребенка. — Я не ответил. — Принц Эдмунд, — продолжила она, — мой первенец. — Она опять улыбнулась, а потом, к моему удивлению, рассмеялась. Смех был натянутый, столь же неуместный, как и неестественный. Она по-прежнему наклонялась в мою сторону. Пахло от нее лавандой. — У тебя есть сын, лорд Утред? — спросила она.

— Есть, госпожа.

— Сыновья — наша самая большая ценность. — Она все еще улыбалась. — Мой муж удивился тому, что ты приехал в Тамворсиг.

— Ему и следует удивляться, госпожа, — сказал я, — поскольку он не пригласил меня на витан.

— Но почему же? — Она говорила тихо, так тихо, что, если бы Эдуард и проснулся, он бы вряд ли расслышал. Кроме того, тихий голос вынуждал меня придвигаться ближе. Наблюдавшим за нами гостям казалось, наверное, что мы о чем-то сговариваемся. Она опять рассмеялась, я не мог понять почему.

— Мне сказали, это оттого, что я больше не владею землями в Уэссексе или в Мерсии, госпожа, — объяснил я.