Сан-Франциско навсегда останется в моей памяти. Деятельность в этом месте не имеет ключевого значения, но факт остается: это скопление свободы разума и тела. Здесь у большинства удовлетворены базовые потребности, поэтому каждый волен делать то, что возжелает: шляться укуренным по подворотням Финаншиал Дистрикт, варить напитки в кофейнях, развевать волосы на яхте, писать на Objective-C, продавать свою душу, покупать свое тело, совершать пробежку по Эмбаркадеро, ненавидеть бизнес-ангелов.
Я каждое утро вставал до восхода и уходил встречать рассветы с покатых крыш Сакраменто-стрит, дни напролет предавался знакомствам с бомжами, стартаперами, стриптизершами, полицейскими, кулинарами, разработчиками, грузчиками, инженерами, а ночью так и не мог уснуть, шатаясь с очередной компанией по Джефферсон-сквер. Для меня, как и для любого охотника за интересными судьбами, этот город был отличной кормушкой. Что ни человек — то уникальная история. Мой телефон наполнялся заметками с фразами, идеями, трагедиями, счастливыми моментами людей, словно во время полнолуния. Я бегал от кофейни до скейт-шопа, от магазина Levi’s до офиса Dropbox, от фотомастерской до туристического агентства — и все они были охрененны. Я бесконечно ловил вдохновение в каждом закутке Сан-Франциско. Город был полон людей со всего света. Первый же вопрос здесь был: «Как тебя зовут», второй: «Откуда ты?» Однажды я попал на вечеринку людей, работающих в сфере IT. Из двадцати человек лишь пятеро были белыми, трое — латиноамериканцами, остальные — азиатами. Наиболее слышимыми фразами здесь были «Я буду работать только в том стартапе, который прошел раунд B» и «После получения H-1B я скучаю по Бангалору». Тогда как раньше в Сан-Франциско рвались люди бунта со всего света, нынче съезжаются умные мужчины-вундеркинды, которые желают построить состояния — и строят их. Если у себя на родине ты был лучшим из лучших мужчин, то здесь будешь очередным среднестатистическим человеком. Рядом всегда будет тот, кто богаче, сильнее, красивее, влиятельнее — всегда. Конкуренция за женщин огромна. Если в Москве достаточно оглядеться по сторонам, чтобы привлечь внимание трех красавиц, то здесь можно скупать викторианские дома, водить очередной Maserati, основывать третью консалтинговую компанию, но оставаться тем, в чью сторону не посмотрит ни одна женщина. Многие предпочитают завоевывать девушек в других местах и лишь после приезжать с ними в Bay area.
Находясь в Сан-Франциско, я совсем запутался в людях. Иногда смотрел — передо мной стоял рослый причесанный мужчина с густой бородой и белых кроссовках. Думалось мне: «Если не кулинар, то точно путешественник». Затем мужчина забирался в свою коробку и укрывался прожженным одеялом — это бомж. А зачастую рядом по набережной медленно прохаживается щуплый парнишка в шлепках и майке. А потом завиливал на парковку и прыгал в кабриолет. Сразу было видно — айтишник.
Как-то раз я сидел с одним чешским парнем на холме у Ломбард-стрит. Стоял теплый осенний вечер, а после осени в Сан-Франциско начинается весна, и настроение у нас было соответствующее. Собеседник, как и было принято, рассказывал свою историю миграции: работа java-разработчиком в Берлине, выигрыш грин-карты, устройство тестером в местный стартап. Все стандартно, скучно и однобоко, как деревянная ложка.
— Знаешь, почему здесь все такие довольные? — глотнув из бутылки сидра, риторически спросил чех, будто обращаясь к синей дали, а не ко мне. Я не ответил, и мой собеседник, посмаковав, продолжил: — Все курят траву. Все. Юристы, медики, полицейские, а больше всего топ-менеджеры. Она более распространена, нежели алкоголь.
Полицейская сирена занырнула меж двух соседних улиц. Звук улетал на восток, но эхо долго гуляло меж домов, словно луч в коробке зеркал.
— А еще здесь все конченые. Конченность и гениальность — это почти одно и то же, — продолжал вести беседу с далью чех. Как и всем мигрантам, ему часто не хватало разговоров по душам, и этот вечер был, возможно, единственным поводом за последний месяц хорошенько высказаться. — Настолько конченые, что у всех успешных людей есть психологи. А у каждого психолога есть свой психолог.
В этой компании вечера, дали и чеха я был явно зрителем, и, кажется, всех это устраивало. Ветер гулял в наших волосах, доносил свежесть залива, гул ночных баров, свет огней оклендского моста.
— Зато здесь большинство воспитанные, — неумолимо выливался мой сосед. — Недавно я ужинал в ресторане, и какой-то пьяный тип убежал прямо из-за стола, не заплатив двадцать долларов. Весь персонал с посетителями провожали взглядом бедолагу. На следующий день я ужинал там же, и этот тип снова пришел, но трезвый. Он принес 40 долларов и долго извинялся. Знаешь, какой вывод после этого я сделал? Он был явно не русским и не французом. Те бы никогда сорок баксов не вернули.