Шестнадцатого декабря меня можно было заприметить восседающим на вокзале Warszava Centralna, дрыгающим ногой в ожидании поезда, который обещался прибыть в шестнадцать часов восемнадцать минут и доставить меня на восток Польши прямиком до границы с Беларусью. В кармане оставалось четыре евро, а билет стоил в несколько раз дороже, поэтому любые финансовые вопросы должны были решаться на месте с контролером путем умилений. Я пришел на вокзал за полтора часа до отправления поезда, чтобы посидеть и помолчать. Пока болталась нога, я думал, почему люди выбирают гуманитарное образование, почему они живут порознь с любимыми и почему опаздывают на поезда. Так мимо меня прошел один состав, другой, третий, десятый, сотый. Поезда текли, как кровь в венах, связывающих разные органы страны. Я провожал их взглядом, где-то в глубине радуясь, что каждый ушедший вагон уносил хотя бы одного человека домой. Когда очередной состав тронулся с перрона и исчез в поглощающей мгле тоннеля, мой взгляд упал на часы. Время — шестнадцать двадцать одна. Только что ушел тот самый поезд, необходимый мне. Я помахал рукой угасающим огонькам последнего вагона, оставшись сидеть на скамейке. Вот это дела! Полтора часа не прошли даром. Болтающаяся нога давала о себе знать. Насколько мне было известно, умчал заключительный на сегодняшний день бюджетный (то есть бесплатный) вариант до Тересполя. Все остальные были скорые и с пронумерованными местами — без билета в них не пускали. Заканчивать путешествие на этой скамейке никак не хотелось — нужно было что-то предпринимать.
После расспросов десяти попавшихся поляков о перспективах Восточной Польши стало ясно: сегодняшним вечером там все еще можно было оказаться, но только при помощи трех поездов с пересадками в Седльце и Люкове. Таким образом мой путь увеличился на три часа и три бранных слова. Если бы меня ссадили хотя бы с одного поезда, то пришлось терять «волну» и дожидаться следующего утра. Я был без понятия, как обстоят дела с контролерами в Польше, но знал, что не имею никаких шансов пропустить ни одного поезда. Оставалось только два дня, чтобы добраться до Москвы.
Чередой чудесных событий, в которые самому до конца не верится, мне удалось проехать на всех трех поездах. Один из них ехал без контролеров, в другом они брезгливо не стали заходить в мой вагон — и верно сделали. Пока ожидался третий, на станции я познакомился с добротным путейцем, мужчиной лет шестидесяти, и мы вместе пили лимонад, свесив ноги с платформы. Я уже устал удивляться, когда он договорился с контролерами, чтобы те пустили нерадивого пассажира в виде меня в прицепной вагон бесплатно.
Таким образом за час до полуночи я выбежал на крохотном вокзале Тересполя. В нем ютились: охранник, кассир, парень в кепке и еще пятеро пассажиров. Все они говорили по-русски, а точнее кричали. Здесь и запахло родиной. Прямо на слове «епта», эхом раздающемся в створах вокзала.
— Нет, вы только посмотрите на них! Сволочи! Всю жизнь поезд ходил, а сейчас где? — размахивая дамской сумочкой и бутылкой колы, разбавляла вокзальное умиротворение разъяренная женщина. На вид в ней было тридцать лет, а в ее каблуках столько же сантиметров.
— Третий раз вам объясняю — расписание изменили полторы недели назад, — флегматично заявлял охранник, будто обращаясь к дереву. — Теперь последний поезд до Бреста отходит на полтора часа раньше. Вы опоздали, следующий будет завтра в двенадцать утра, стоит он семнадцать злотых.
— А сейчас сколько по местному?
— Одиннадцать.
— Утра?
— Вечера!
— Я ж говорю — сволочи! Марина, звони в службу поддержки, будем жалобы катать! — переключилась женщина с невозмутимого охранника на возмущенную подругу.
— На данный момент служба уже не функционирует, — продолжал вести светскую беседу мужчина.
— А когда заработает?
— В одиннадцать.
— Вечера?
— Утра!
— Гребаные сволочи!!!
Этот диалог продолжался еще полчаса. Две дамы, прилетевшие из Барселоны, яро сетовали на отсутствие электрички, а остальные пассажиры им не менее яро поддакивали. До Бреста оставалось пятнадцать километров, но пешеходный переход не существовал — границу Польши и Беларуси можно было преодолеть только на поезде или автомобиле. Люди ругались, звонили своим родственникам в соседнюю страну, просили прислать за ними машины, всячески бросались в уныние, падая на пол вокзала.
Мне же было чудно, как подобный вывод из стабильной ситуации мог привести кого-то в нерадивое или, более того, раздраженное расположение духа. То, что между странами существовала граница, которую можно пройти, и то, что мы достигли ее, уже было большим успехом. А чтобы придумать способ сделать это, не нужно было обладать большим умом.