Вокруг света за 100 дней и 100 рублей

Через час все население вагона погрузилось в сон с торгашом во главе. Каждый спал в самой причудливой позе, которую ему удавалось придумать: скукожившись калачиком, повиснув рукой на поручнях, закинув ноги через проход на соседа слева по диагонали, подложив под голову только что купленный чехол с раскраской. Некоторые ложились прямо посреди коридора, и приходилось осторожно обходить их на пути к выходу. Если кто-то задумает создать книгу «Китайцы в самых неудачных положениях», ему непременно следует посетить ночной китайский поезд низшего класса. Мы присоединились к этому действу: Наташа облокотилась на меня, а я на китайца справа. Он проснулся, побурчал на меня и вырубился снова.

ПРАВИЛО ПУТЕШЕСТВЕННИКА № 11 — всем людям доступен один язык — язык жестов и чувств, и если собеседник не понимает тебя ни на английском, ни на китайском, попробуй изъясниться на международном.

Наутро самым громким местом в вагоне оказался мой живот. Он урчал так, будто описывал историю Первой мировой войны с подробным изложением наступательных действий. Всем известно, что китайцы любят издавать громкие звуки разными частями тела во время еды. Ассимилируясь, я присоединился к их компании. Бывает отрыжка, которая звучит как овации — по крайней мере моя звучала именно так. Иными словами, с моим животом случилась полная беда. Я скукоживался на сиденье, пока очередной контролер не пожелал проверить мой билет. Правило путешественника номер одиннадцать — всем людям доступен один язык — язык жестов и чувств, и если собеседник не понимает тебя ни на английском, ни на китайском, попробуй изъясниться на международном. Я ткнул в живот, в рот и издал паршивые звуки — больше вопросов ко мне не было. Боль внутри становилась все менее терпимой, а потом перешла на другие части тела. Мы с Наташей вывалились на ближайшей станции. Пройдя метров пять, я скрутился и рухнул на землю. Казалось, внутри живота кто-то тыкал ножами в разные углы. Руки стали учащенно гладить живот, но боль становилась сильнее. Я катался по пыльной земле, равняя цвет одежды, лица и дороги. Ноги дрыгались в разных направлениях, как у футболиста, который желал отбить мяч во все стороны. Такой боли в животе я не испытывал последние лет пять.

Пока я наворачивал круги по земле, Наташа старательно распаковывала заготовленную аптечку, отыскивая в конце длинного списка названия средств от желудка. Она всунула мне три таблетки и выдавила в рот «Энтеросгель», а после вылила полбутылки воды, которой я стал захлебываться. Конвульсии продолжались еще минут десять, а потом постепенно стали стихать. Я дважды выплюнул липкую жижу на землю. Мне удалось сесть, расставив ноги и согнув спину. Тело до сих пор содрогалось, напоминая рыбу, которую выбросили на сушу. Наташа села рядом и проглотила всю оставшуюся в бутылке воду. Когда стало лучше, мы посмотрели на лица друг друга. В ее карих глазах все еще можно было найти воплощение элегантной леди, которой она была в Москве, и в то же время отражалась разбитость, немощность, истощенность какого-то скитальца. Я улыбнулся ей кривыми губами и взял за руку. Мы легли в дорожную пыль и прижали друг к другу головы. Вокруг нас шумели мопеды, люди поглощали лапшу, поезда уносили синие сиденья во все возможные стороны. Мы же лежали — грязные, уставшие, изнеможенные где-то на окраине Китая. Нам оставалось проехать всего двести километров по этой стране. Только двести километров — и мы свободны.

Я уже имел дело с азиатскими регионами. Однажды мы промчали с другом всю Индию с севера на юг. Только прилетев в аэропорт Дели, мы сразу забрались в самые тленные трущобы. Первые пятнадцать минут организм резко отказывался воспринимать реальность, а все инстинкты, собравшись воедино, кричали: «Возвращайся домой! Ты не выдержишь этот ад». Знакомство с Индией я описывал так: