— Но мне, как старосте… — ворвался голос Сэма через распахнувшуюся дверь.
Лоуренс глубоко зевнул и поднял голову, делая вид, что его только что разбудили.
— Простите, что придётся потревожить священный покой верующего в церкви.
За спиной Сэма стояли Эльза и ещё один сельчанин с длинной палкой в руках.
— Что-то… стряслось?
— Надеюсь, долгие годы странствий помогут вам примириться с нынешним положением. Вам придётся потерпеть.
Вперёд вышел сельчанин с длинной палкой. Лоуренс взялся за неё и встал на ноги:
— Я состою в торговой гильдии Роуэна. Кроме того, в гильдиях Кумерсуна многие знают, что я направился в вашу деревню.
Сельчанин удивлённо обернулся к Сэму. Для деревушки вроде Терэо свара с торговыми гильдиями не прошла бы бесследно и безболезненно, ведь сообщества торговцев были так же богаты, как некоторые страны.
— Разумеется, господин Сэм, я послушаюсь вас как странник, если вы, как представитель деревни, будете обращаться с нами соответственно.
— Я понимаю. Но видите ли, господин Лоуренс, я пришёл к вам и к вашей спутнице не из дурных намерений.
— Что-то случилось?
Послышался приближающийся топот ног: видно, сюда бежал проснувшийся Эван.
Сэм взглянул себе под ноги и выдавил:
— В Энберге человек насмерть отравился нашим хлебом.
Действие 4
Если кто-то умирает, поев хлеба, то в первую очередь предполагают, что причиной тому стал риделиусов огонь — так называют заражение злаков спорыньёй. У человека, отведавшего хлеба из заражённого зерна, начинают гнить конечности, словно пожираемые огнём изнутри, и несчастный умирает, заходясь в крике. Даже того, кто съел совсем немного, ожидают неземные видения, будто наводимые дьяволом, а у женщины, вынашивающей ребёнка, яд вызывает выкидыш.
Считалось, что злаки отравляет дьявол, добавляя заражённые чёрные зёрна в колосья, и если не заметить этого во время сбора урожая или по незнанию перемолоть в муку, то пиши пропало: отныне обнаружить в муке яд не под силу никому. Конечно, однажды он отыщется — когда попадёт кому-нибудь в рот и вызовет горячку.
Для крестьян-хлебопашцев трудно найти врага страшнее, и, пожалуй, можно смело ставить его в один ряд с засухой и наводнением.
Самое страшное заключалось даже не в мучительной смерти отравившегося, а в том, что если риделиусов огонь затесался среди зёрен нынешнего урожая, то нельзя есть весь собранный хлеб.
— У нас в деревне ведь никто не отравился?
— Никто, господин староста. Старуха Динн, не встававшая с постели, всего лишь простудилась.
— И свежесобранные колосья пошли на хлеб только во время праздника урожая, верно? Тогда хоть зерно, которое уже пустили в пищу, оказалось чистым.
Большая каменная плита в центре города, видимо, служила местом, где жители деревни сообща обсуждали важные дела. На улице красным огнём полыхали факелы, люди сонно потирали глаза и слушали владельцев домов, расположенных на площади: именно эти сельчане занимали значимое положение в деревне и сейчас по очереди держали слово.
— Хаким говорит, что вчера вечером скорняк поел хлеба из зерна, купленного у гильдии Линдотта. Руки-ноги стали сизыми, и он умер в муках. Городской совет Энберга сразу выяснил, что это зерно из нашей деревни. Хаким сообщил, что тут же вскочил на лошадь и помчался к нам, поэтому не знает, что там дальше произошло, но представить нетрудно. Они пошлют срочного гонца к графу Бадону и вернут всё купленное у нас зерно. К рассвету следует ждать посла из Энберга.
— Be… вернут нам зерно? — пробормотал хозяин гостиницы, и собравшиеся в кругу на камне промолчали в ответ.
Наконец слово взяла Ирма — Лоуренс заметил совсем немного женщин наверху, и она была одной из них, хотя стояла вне круга.
— И деньги за него придётся вернуть. Так, староста Сэм?
— Да.
Сельчане, разом побледнев, схватились за головы.
Деньги кончаются, если сорить ими, а жители деревни вряд ли берегли каждую серебряную монету. Правда, не все на камне пришли в смятение: спокойны остались староста Сэм, хозяйка таверны Ирма, глава церкви Эльза, мужчина, приехавший с письмом к старосте во время визита Лоуренса, а также сами Лоуренс и Холо.
Конечно, не умение копить деньги или врождённое хладнокровие позволило сохранить им самообладание: просто все они понимали, что происшествие не случайно. Любому постороннему стало бы ясно как день, что историю с отравленной рожью подстроили в Энберге.
— Староста, что же нам делать-то? Мы уже свиней и кур накупили, потратились на починку серпов с лопатами.
— Не только. Ведь урожай собрали богатый. В таверну закупили отменной еды да выпивки. На это ушли деньги, и ушли из вашего кармана.
Перебрав крепкого вина, любой ощутит тоску. Мужчины опустили головы от сожаления. А Ирма тем временем обернулась к Сэму:
— Но, господин староста, ведь это ещё не всё?
Что и говорить, отменная хватка была у Ирмы, на своих плечах протащившей котёл для варки пива и в одиночку торговавшей им на улице. Такая женщина могла бы управлять целой торговой гильдией в большом городе.