Волшебная фигурка

– Надеюсь, Ворчун хорошо повезёт сани. – Эрика подошла к Лотте и кивком указала на запряжённого в сани оленя. – Мне понравилось помогать твоему папе тренировать ездовых оленей. Было весело, правда?

Лотта кивнула, стараясь не показать, что она совершенно не представляет, о чём говорит Эрика.

– Кажется, упряжь его совсем не беспокоит? Но нам пришлось повозить ся, пока он к ней привык. Ой, меня зовёт папа. – Эрика бросилась к одному из мужчин, такому же высокому и плечистому, как папа Лотты, и в такой же лохматой шубе. Лотта снова осталась одна.

Ворчун закряхтел, глядя на Лотту так, как будто чего-то ждал. Она медленно подошла к нему, на секунду замялась, а потом неуверенно подняла руку и погладила его по тёплому мягкому носу, точно так же, как гладила оленей на ферме.

Она подумала, что, наверное, его назвали Ворчуном из-за звуков, которые он издавал, и вправду похожих на мягкое горловое ворчание. Вот и сейчас он ворчал, тычась носом в карман её шубы. Похоже, он думал, что там припрятано угощение.

– Прости, у меня ничего нет, – сконфуженно пробормотала Лотта. – Я не та, за кого ты меня принимаешь. Не совсем та… Не знаю, как объяснить. Но когда мы увидимся в следующий раз, я постараюсь тебя чем-нибудь угостить. Ты такой смешной с половинкой рогов, – добавила она, рассмеявшись. Ворчун сбросил рога пока только с одной стороны, отчего вид у него был слегка перекошенный и глуповатый.

Она погладила оленя по голове и заметила маленькие отметинки, идущие по краю обоих ушей. Она знала, что это особые метки, которые вырезают владельцы животных, чтобы каждая семья кочевников-оленеводов могла отличить своих оленей от оленей, принадлежащих другим семьям. Мама об этом рассказывала.

Её папа – её здешний папа – приладил к ногам деревянные лыжи и подоткнул концы завязок под загнутые носы своих меховых сапог. «Так вот почему у них так забавно загнуты носы, – подумала Лотта. – Чтобы лыжи лучше держались…»

Она в замешательстве покачала головой. У неё было странное чувство – словно она раздвоилась. Словно в ней поселились сразу две Лотты. Одна Лотта знала всех этих людей, суетившихся вокруг, и, кажется, очень любила Ворчуна. Другая совершенно не представляла, как она здесь очутилась, и старалась не выдать своей растерянности, чтобы никто не заподозрил, что она здесь чужая.

Ворчун ласково боднул её лбом, и она на мгновение прижалась к его тёплому боку. Уж он-то, похоже, не думал, что она не та Лотта.

«Как я здесь очутилась?» – подумала девочка. Ей никогда раньше не снились такие сны. Сны, настолько похожие на явь, что это пугает. Столько всего необычного, столько всего незнакомого. Разве может присниться то, чего ты никогда в жизни не видел? Удивительная одежда, в которой здесь ходят все до единого. Длинные рубашки из плотной синей ткани – олдефорелдре говорила, они называются гакти, а меховой кафтан, похожий на шубу, называется пэск.

Лотта удивлённо моргнула, вдруг сообразив, что она, видимо, говорит на том же языке, что и все здешние люди. Она словно перенеслась в прошлое, в мир саамских кочевников, о которых ей рассказывала прабабушка. Олдефорелдре показывала фотографии и много рассказывала о своём детстве в семье оленеводов, но Лотте всё равно было трудно представить, как жили саамы почти сто лет назад.

И вот теперь, в этом сне, она всё видит своими глазами.

Может быть, это не сон? Но если не сон – тогда что же?

* * *

Лотта смотрела вслед уходящему вместе с мужчинами стаду. Папин пёс – очень красивый, с золотисто-рыжей шёрсткой – спрыгнул с саней, на которых сидел, и залился звонким лаем. Лотта заметила, что он лает не просто так. Папа дал ему команду. Наверное, его специально выучили лаять по команде, чтобы сгонять оленей в плотное стадо. В этом был смысл. Если олени растянутся в длинную линию, за ними будет сложней уследить. Папин пёс был не один – вокруг стада с лаем носились и другие собаки. Похоже, у каждого из мужчин был свой собственный пастуший пёс.

Уходящее стадо было уже далеко. Вот и последняя олениха скрылась из виду, перевалив за верхушку небольшого заснеженного холма. Один из папиных братьев, ехавший на лыжах в самом конце колонны, обернулся в последний раз, помахал остающимся и исчез за белым холмом. Остался только притоптанный снег со следами сотен копыт и полозьев саней.

– Пойдем проверим, как там наш малыш. – Эрика схватила Лотту за руку и потащила за собой. – Тётя Инге, мы идем смотреть новорождённого оленёнка! – крикнула она маме Лотты.

Эрика привела Лотту в тихое место на окраине лагеря, где среди низкорослых деревьев паслась олениха. Она разрывала копытами снег в поисках лишайников и беспокойно поглядывала по сторонам. Когда девочки подошли ближе, она попятилась, закрывая собой крошечного оленёнка, который лежал на снегу, свернувшись клубочком.