Он вдруг усомнился в том, что сможет выдержать здесь хотя бы одну ночь. Он был способен только в ужасе наблюдать, как надзиратель приковал цепь к его лодыжке и ушел, оставив их обоих прикованными между согнувшимися у стены ремесленником, зло глядевшим на невидимого гонителя и беспрестанно ругающимся низким ровным голосом, и фермером, приземистым и вялым, сидевшим сгорбясь у стены и медленно жующим болячку на тыльной стороне руки.
— Это сумасшедший дом, — прошептал ошеломленный Дирк.
— Да, — с трудом сглотнул выпучивший глаза Гар. — Не психиатрическая лечебница, не клиника для душевнобольных. Сумасшедший дом. Настоящее истинное средневековое изделие. Бедлам…
Он снова через силу сглотнул.
— Не знаю, смогу ли я выдержать здесь хоть одну ночь…
— Заткнись! — оборвал его, вспыхнув глазами Гар.
На лбу у него выступил холодный пот.
Дирк, озадаченно нахмурившись, смотрел на него — и почувствовал внезапный глухой страх, увидев, как гнев в глазах великана растаял, оставив только муку. Великан выглядел, словно раненый, борющийся с раздирающей ему внутренности жгучей болью, способный держаться только потому, что знает — врач уже идет.
— Что с тобой случилось?
— Стоны… муки… отчаянье… — он в ярости повернулся к Дирку. — Заткнись, неужели ты не можешь заткнуться? Ты терзаешь мне уши!
Дирк съежился, отпрянув от него, уставившись на великана, покуда страх переворачивал его внутренности и превращал ноги в желе. Он же ничего не говорил.
Когда свет растаял, Гар привалился к стене, опускаясь все ниже и ниже, распластавшись спиной на шершавом камне, глядя, выпучив глаза, на маленькое высокое окошко напротив него, со струящимся по лицу и подбородку потом.
Когда солнце зашло и огромное каменное помещение окутал сумрак, вошел надзиратель с пищей — кусками заплесневелого хлеба и чашей кашицы для каждого. Никаких ложек не полагалось, обитатели ели пальцами, пили кашицу, выгребали ее горстями или опрокидывали себе на головы.
Гар не прикасался к пище. Он сидел на корточках, плотно сжав челюсти, выпучив глаза и обливаясь потом. Дирк следил за ним и мудро проявлял спокойствие. По крайней мере, он надеялся, что это мудро.
Звон ключей — надзиратель остановился перед Гаром. Дирк поднял взгляд на миниатюрную гориллу, явно избранную на эту должность за изящество и тонкость чувств. Тот хмуро посмотрел на Гара.
— Эй ты, кончай — жри! Мы не собираемся лишаться тебя и украсть у себя тот грош в день, что дает за тебя король!
Но Гар просто сидел на корточках, уставившись в никуда.
Служитель выглядел обеспокоенным. Потрясенный Дирк понял, что этот неандерталец действительно обладал некоторой добросовестностью. Он присел на корточки, уставясь в глаза Гара.
— Брось, брось, не так уж это и плохо. Главное, ешь и держись за жизнь, и все образуется.
Мускулы на горле Гара завибрировали, но он продолжал молчать.
Надзиратель нахмурился, и Дирк вспомнил, что даже наитончайшая чувствительность может притупиться от неподходящей среды. Набравшись смелости, он протянул руку и встряхнул Гара.
— Кончай, старик! Неужели ты не выполнишь приказ короля? Его Величество приказывает тебе есть — так радуйся же, парень, ты всегда был хорошим едоком. Посмотри — это жирная курица и вино с королевского стола!
Лоб надзирателя разгладился, он одобрительно кивнул.
— Да, вот так, уговори его, если сможешь.
— Будьте уверены, Ваше Величество, будьте уверены! — весело отозвался Дирк и, повернувшись, зло прошептал на ухо Гару: — Выходи из этого состояния, идиот! Ты что, пытаешься добиться, чтобы тебя кормили с ложечки?
Голова Гара медленно, почти механически повернулась, словно ее отделили от остального тела. Голос его был хриплым скрежещущим шепотом:
— Стены…
— Да, стены. Ну и черт с ними, тебе вольют это в глотку!
Глаза Гара совершенно остекленели.
Дирк нахмурился, скрывая внезапно появившийся страх.
— Брось! Да что с тобой случилось? — он дал Гару пощечину и крикнул: — Проснись, старик! Ради луны, пустившейся в полет вдогон за солнцем, из озера ночи, что покрывает небосвод за горизонтом…
Он надеялся, что дух Хайяма не будет возражать, но это, кажется сработало. Что-то будто щелкнуло за стеклом глаз Гара, они, казалось, внезапно сфокусировались. Он повернулся и, нахмурясь, уставился на чашу с едой. А затем содрогнулся и начал есть.
Надзиратель одобрительно кивнул и поднялся на ноги.
— Ты человек что надо, хотя и рехнутый, — сказал он Дирку. — Позаботься тогда о своем брате. На это у тебя, по крайней мере, ума, кажется, хватает.
В противоположном конце палаты пронзительно закричал человек, вскочивший на ноги и молотивший воздух, натягивая обмотавшую ему плечи цепь. Надзиратель в тревоге бросился к нему. Еще один служитель врезался в кричавшего с другого бока. Они схватили древнего старца за руки и выкрутили ему их за спину.
— Брось ты это, Старый Жан, брось, — проворчал надзиратель тоном, по идее, предназначавшимся для успокоения. — Это пройдет, Жан. Это всегда проходит. Они уйдут…