Читаем Ворота Расёмон полностью

С тех пор он стал видеть девушку за прилавком каждый раз, когда приходил. Она уже не носила европейской причёски; теперь её волосы были убраны пристойно, по-японски – в пышный узел, перевязанный красной лентой. В работе, однако, она оставалась такой же бестолковой. Обслуживала медленно. Путала товар. Постоянно краснела. И совсем не походила на хозяйку. Постепенно Ясукити к ней, можно сказать, привязался. Нет, не влюбился. Просто почувствовал, что в этих чужих краях кто-то ему не безразличен.

Однажды после полудня, в невыносимую жару, Ясукити по дороге из училища зашёл купить какао. Девушка вновь сидела за прилавком, погружённая в чтение толстого журнала. Ясукити спросил прыщавого приказчика, есть ли у них «Ван Хутен».

– Сейчас у нас только такое. – Мальчик передал ему банку «Фрай». Ясукити окинул лавку взглядом – и увидел среди фруктовых консервов банку какао «Дрост» с изображением европейской монахини.

– А вон там разве не «Дрост»?

Приказчик повернулся посмотреть. На лице его ничего не отразилось.

– Да, это тоже какао.

– Значит, есть не только такое?

– Нет, только такое. Хозяйка, какао другого нет?

Ясукити обернулся к девушке. Её лицо с прищуренными глазами было красивого зелёного оттенка. Неудивительно: лучи послеполуденного солнца падали сквозь цветное стекло. Девушка поставила локоть на журнал и, как всегда нерешительно, ответила:

– Да, другого, кажется, нет.

– Дело в том, что в какао «Фрай» иногда попадаются черви… – произнёс Ясукити с серьёзным лицом. Ничего подобного на самом деле не было, но он хотел выяснить, есть ли в лавке «Ван Хутен». – Бывают довольно большие, с мой мизинец.

Девушка, будто немного испугавшись, перевесилась через прилавок.

– А вон там разве нету? Да, на полках сзади.

– Только красные банки. И тут тоже.

– А здесь?

Хозяйка надела сандалии-гэта и с обеспокоенным видом отправилась на поиски. Даже бездельничавшему приказчику ничего не оставалось, как пошарить среди консервных банок. Чтобы их подстегнуть, Ясукити, закурив сигарету, задумчиво продолжал:

– У детей животы могут заболеть, если им дать какао с червями. – На самом деле комнату в горном домике он снимал один. – Да и не только у детей. У меня жена как-то сильно отравилась. – Никакой жены, конечно, не было. – В общем, лучше поосторожнее…

Ясукити умолк. Девушка, вытиравшая руки передником, явно совсем растерялась:

– Что-то не вижу нигде…

Смотрит робко. Принуждённо улыбается. На носу выступили капельки пота – это особенно забавно. Встретившись с ней глазами, Ясукити вдруг почувствовал, как в него вселяется дьявол. Девушка походила на мимозу-недотрогу, которая от прикосновения складывает листики. Если повести себя, как надо, она непременно отреагирует. Достаточно малости. Пристально посмотреть ей в глаза. Или коснуться пальцем. Она наверняка поймёт, что Ясукити имеет в виду. Конечно, другой вопрос, как она ответит. А вдруг будет не против?.. Нет. Одно дело – завести кошку. И совсем другое – ради похожей на кошку девушки поддаться дьяволу. Ясукити решительно отбросил нечистого прочь – одновременно с докуренной сигаретой. Тот, захваченный врасплох, покатился кубарем и, видимо, влетел в нос приказчику, который не успел увернуться и несколько раз громко чихнул.

– Ну что ж, делать нечего. Дайте тогда «Дрост».

Криво усмехаясь, Ясукити принялся шарить по карманам в поисках мелочи.

Подобные разговоры повторялись ещё не раз – но, к счастью, обходилось без дьявола. Больше того, однажды Ясукити неожиданно для себя почувствовал, как к нему – бог весть откуда – слетел ангел.

Как-то поздней осенью он зашёл в лавку, чтобы купить сигарет и позвонить по телефону. Хозяин чинил велосипед перед входом, подкачивая шины насосом. Приказчика, похоже, послали куда-то с поручением. Девушка, как всегда за прилавком, разбирала счета. Обыденная картина, что ни говори была совсем не плоха: наполненная тихим счастьем, она напоминала жанровую сценку кисти кого-нибудь из голландских мастеров. Ясукити, который, приложив к уху трубку, стоял прямо позади хозяйки, вспомнилась репродукция его любимого Де Хоге.

На том конце провода, однако, к телефону подходить не спешили. Пару раз переспросив номер, замолчал и оператор. Ясукити звонил вновь и вновь, но из трубки раздавались лишь гудки. Было уже не до Де Хоге. Ясукити достал из кармана «Основные тезисы социализма» Спарго – к счастью, у телефонного аппарата обнаружилась коробка с крышкой, подходящая на роль подставки. Расположив на ней книгу и скользя глазами по строчкам, он упорно продолжал дозваниваться. Чтение было его способом противодействия нерадивым телефонистам. Однажды на Гиндзе он, пытаясь дождаться соединения с нужным номером, успел прочесть целиком «Сабаси Дзингоро» Мори Огая. Сегодня он тоже не собирался сдаваться, пока ему не ответят.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Самозванец
Самозванец

В ранней юности Иосиф II был «самым невежливым, невоспитанным и необразованным принцем во всем цивилизованном мире». Сын набожной и доброй по натуре Марии-Терезии рос мальчиком болезненным, хмурым и раздражительным. И хотя мать и сын горячо любили друг друга, их разделяли частые ссоры и совершенно разные взгляды на жизнь.Первое, что сделал Иосиф после смерти Марии-Терезии, – отказался признать давние конституционные гарантии Венгрии. Он даже не стал короноваться в качестве венгерского короля, а попросту отобрал у мадьяр их реликвию – корону святого Стефана. А ведь Иосиф понимал, что он очень многим обязан венграм, которые защитили его мать от преследований со стороны Пруссии.Немецкий писатель Теодор Мундт попытался показать истинное лицо прусского императора, которому льстивые историки приписывали слишком много того, что просвещенному реформатору Иосифу II отнюдь не было свойственно.

Теодор Мундт

Зарубежная классическая проза
Этика
Этика

Бенедикт Спиноза – основополагающая, веховая фигура в истории мировой философии. Учение Спинозы продолжает начатые Декартом революционные движения мысли в европейской философии, отрицая ценности былых веков, средневековую религиозную догматику и непререкаемость авторитетов.Спиноза был философским бунтарем своего времени; за вольнодумие и свободомыслие от него отвернулась его же община. Спиноза стал изгоем, преследуемым церковью, что, однако, никак не поколебало ни его взглядов, ни составляющих его учения.В мировой философии были мыслители, которых отличал поэтический слог; были те, кого отличал возвышенный пафос; были те, кого отличала простота изложения материала или, напротив, сложность. Однако не было в истории философии столь аргументированного, «математического» философа.«Этика» Спинозы будто бы и не книга, а набор бесконечно строгих уравнений, формул, причин и следствий. Философия для Спинозы – нечто большее, чем человек, его мысли и чувства, и потому в философии нет места человеческому. Спиноза намеренно игнорирует всякую человечность в своих работах, оставляя лишь голые, геометрически выверенные, отточенные доказательства, схолии и королларии, из которых складывается одна из самых удивительных философских систем в истории.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Бенедикт Барух Спиноза

Зарубежная классическая проза