Ворота Расёмон

К тому моменту, как он – после долгих споров с оператором – наконец сумел побеседовать, с кем хотел, прошло не меньше двадцати минут. Ясукити обернулся к прилавку поблагодарить – но никого не увидел. Пока он звонил, девушка вышла из лавки и разговаривала теперь с хозяином, который продолжал возиться с велосипедом в лучах осеннего солнца. Ясукити направился было к ним – и замер, не дойдя. Девушка, стоя к нему спиной, спрашивала у мужчины:

– Дорогой, тут недавно покупатель хотел какой-то цирковой кофе. Бывает такой?

– Цирковой кофе? – Хозяин лавки и с женой разговаривал тем же неприветливым тоном, что с покупателями. – Ты, поди, недослышала. Может, цикорный?

– Цикорный кофе? А! Кофе из цикория! …То-то я и думаю: странно ведь, какой ещё цирковой кофе в бакалее?

Глядя на них изнутри лавки, Ясукити вдруг почувствовал присутствие ангела. Тот витал под потолком, откуда свисали копчёные окорока, и благословлял ничего не подозревающую пару. Атмосферу нарушал только запах копчёной селёдки… Тут Ясукити вспомнил, что забыл её купить. Худосочные тушки громоздились прямо у него перед носом.

– Извините, можно мне селёдки?

Девушка мгновенно обернулась. Она как раз в эту минуту уразумела, какой такой «цирковой» кофе продаётся в бакалее – и, конечно, поняла, что Ясукити её слышал; стоило им встретиться взглядами, как кошачье личико залилось краской смущения. Да, подобную картину Ясукити частенько наблюдал и ранее – но ни разу не видел, чтобы девушка краснела так сильно.

– Ах, селёдки? – пискнула она.

– Да, селёдки, – как паинька, ответил на этот раз Ясукити.

С тех пор минуло месяца два, наступил новый год. Девушка вдруг куда-то исчезла – не просто на несколько дней, а насовсем. Заходя за покупками, Ясукити видел, как в лавке у старой печки скучает знакомый косоглазый хозяин. Казалось, чего-то не хватает. И почему, спрашивается, девушка пропала? Но напрямую поинтересоваться у нелюбезного мужчины: «А где же ваша супруга?» – он не решался. Ведь он, если уж на то пошло, не то что с хозяином, а и с самой девушкой ни разу не обменялся ни словом, кроме «дайте мне, пожалуйста, то-то».

Постепенно над замёрзшими улицами стало на день-другой выглядывать тёплое солнце. Но девушка всё не появлялась. В лавке с одиноким хозяином царила атмосфера уныния. Мало-помалу Ясукити начал забывать о том, что барышня вообще существовала…

Однажды вечером на исходе февраля, когда он, закончив в училище занятия по английскому, шагал по обдуваемым весенним южным ветром улицам, ноги сами принесли его к лавке. Покупать он ничего не собирался. Внутри горел свет; во всём своём великолепии выстроились бутылки импортного алкоголя и банки с консервами. В этом ничего удивительного не было. Но перед лавкой он заметил женщину, сюсюкавшую с младенцем, которого она держала на руках. В широком луче света Ясукити сразу узнал молодую мать.

– А-ба-ба-ба-ба, ба!

Та гуляла перед лавкой, увлечённо баюкая ребёнка, и в какой-то момент случайно встретилась взглядом с Ясукити. Тот немедленно вообразил, будто в глазах у неё сейчас мелькнёт робость, а щёки зальются краской, заметной даже в сумерках. Но девушка не повела и бровью. Взгляд её светился спокойной радостью, на лице не было ни тени смущения. А в следующий момент она, опустив взгляд к младенцу, качнула его и, ничуть не стесняясь постороннего, повторила:

– А-ба-ба-ба-ба, ба!

Обойдя её, Ясукити невольно усмехнулся. «Той самой девушки» больше не было. Она пополнила ряды бесстрашных матерей. Страшных матерей – которые в любую эпоху готовы были ради своих детей на чудовищнейшие преступления. Конечно, пусть ей эта перемена принесёт счастье. И всё-таки – вместо похожей на девочку жены обнаружить не ведающую стыда мать… Ясукити шагал вперёд, бездумно глядя в небо над домами. Там веял южный ветер и светлел круглый диск бледной весенней луны.

Ноябрь 1923 г.

Клочок земли

Сын О-Суми умер как раз в ту пору, когда начинался сбор чая. Нитаро – так его звали – уже восемь лет не вставал на ноги. «Всё к лучшему!» – сказали в деревне про его смерть, да и мать, хоть и горевала, чувствовала что-то подобное. О-Суми зажгла перед гробом одну-единственную палочку благовоний. Ей казалось, будто она долго шла по узкому горному ущелью и наконец вышла на простор.

После похорон первым делом следовало решить, как обойтись с невесткой, О-Тами: у неё был ребёнок, и к тому же она обычно трудилась в поле вместо лежачего Нитаро. Если её отпустить, придётся самой заботиться о внуке, да и на что жить, непонятно. О-Суми думала сказать невестке, чтобы та, когда пройдёт сорок девять дней, приводила нового мужа и продолжала работать. А замуж чтобы шла за Ёкити, кузена Нитаро.

Так что когда на следующее утро после поминок седьмого дня О-Тами принялась перебирать пожитки, О-Суми перепугалась. Она как раз играла с внуком, Хиродзи, на веранде, которая выходила на задний двор. Игрушкой служила ветка цветущей сакуры, украденная в школьном саду.