Ворота Расёмон

– Как обычно – совсем не продаётся. Никакой передачи тепла между автором и читателем. Кстати, Хасэгава-кун, а вы свадьбу ещё не сыграли?

– Нет, месяц остался. Столько хлопот, я даже работой заниматься не могу!

– Видно, от нетерпения!

– Я же не Миямото-сан! Нужно дом снимать, а я никак не могу подыскать. В воскресенье весь город обошёл. Вроде найдёшь такой, который сдаётся, – ан нет, хозяева уже договорились с другими жильцами.

– А там, где я живу, не искали? Если, конечно, не против каждый день ездить в училище на поезде.

– Далековато. Хотя, говорят, в том районе как раз можно снять, да и невеста там хотела бы жить… Эй, Хорикава-сан, у вас обувь не сгорит?

В какой-то момент Ясукити прислонил подошвы ботинок к печке, и от них уже шёл дымок, распространяя запах горелой кожи.

– Смотри-ка, тоже теплопередача! – засмеялся Миямото, протирая очки и близоруко щурясь исподлобья.

* * *

Через несколько дней, морозным и пасмурным утром, Ясукити изо всех сил спешил, чтобы успеть на поезд из домика в горах, где жил. Справа от дороги расстилались поля, слева – тянулась железнодорожная насыпь шириной метра четыре. С безлюдных полей то и дело доносился слабый шум – как будто кто-то ходил между рядов. На самом же деле это ломался лёд, намёрзший под пластами вспаханной земли.

Тем временем по насыпи, дав протяжный свисток, неспешно проехал восьмичасовой поезд на Токио. Ясукити нужно было в другую сторону – его поезд отходил на полчаса позже. Он вынул часы – но те почему-то показывали восемь пятнадцать; Ясукити решил, что они идут неправильно. «Сегодня точно не опоздаю», – даже подумал он. Поля вдоль дороги постепенно сменились живой изгородью. Он прикурил сигарету «Асахи» и с облегчением зашагал дальше.

Посыпанная щебнем дорога поднималась к переезду, и он беззаботно направился туда. По обе стороны почему-то толпились люди. «Кто-то попал под поезд», – сразу подумал Ясукити. По счастью, у ограждения отирался знакомый паренёк – приказчик из мясной лавки – с навьюченным поклажей велосипедом. Зажав в пальцах горящую сигарету, Ясукити постучал его по плечу.

– Эй, что тут случилось?

– Человека переехало! Давешний поезд в Токио! – выпалил парнишка в тёплых наушниках. Лицо его было до странности возбуждённым.

– Кого?

– Сторожа при переезде. Спасал школьницу – та чуть под колёса не угодила. Помните книжную лавку Нагаи на Хатиман-маэ? Вот оттуда девчонка.

– Так жива девочка-то?

– Да, вон там она, плачет.

«Вон там» было по другую сторону переезда. Ясукити и правда увидел девочку, которую расспрашивал о чём-то полицейский. С ним время от времени заговаривал другой человек – вероятно, помощник. Что до погибшего… Перед будкой лежал накрытый циновкой труп. Ясукити замутило – и одновременно, чего скрывать, стало очень любопытно. Издалека было видно, что из-под циновки торчат ноги – точнее, ботинки.

– Труп вот они перенесли.

С той стороны, где стоял Ясукити, несколько железнодорожных рабочих обступили небольшой костёр под семафором. В ледяном воздухе жёлтые языки пламени, казалось, не давали ни тепла, ни дыма. Один из рабочих, одетый в шорты и гетры, повернулся к огню спиной, пытаясь согреться.

Ясукити двинулся через переезд. Здесь, рядом со станцией, путей было несколько, поэтому он задавался вопросом, где именно сбили сторожа. Впрочем, это выяснилось быстро: один из путей красноречиво говорил о случившейся совсем недавно трагедии. Ясукити почти инстинктивно отвёл глаза, но это не помогло – густая красная жидкость на холодно поблёскивающем металле мгновенно врезалась ему в память. Кровь до сих пор чуть заметно дымилась.

Десять минут спустя Ясукити беспокойно мерил шагами станционную платформу, не в силах выбросить из головы ужасное зрелище, которому только что стал свидетелем. Особенно поразил его поднимавшийся от крови пар. Он вспомнил недавний разговор о теплопередаче. Живое тепло, согревавшее кровь, согласно законам природы, о которых говорил Миямото, неуклонно и неумолимо поглощается мёртвым железнодорожным полотном. И неважно, чья была кровь и чья жизнь: сторожа, который исполнил свой долг, или какого-нибудь страшного злодея. Ясукити, конечно, понимал бессмысленность подобных рассуждений. Да, почтительный сын тоже может утонуть, а добродетельная женщина – сгореть в пожаре. Он много раз твердил себе: мол, такова жизнь. Но действительность вокруг настолько угнетала, что принять эту логику было непросто.

Тем не менее, другие люди на платформе – совершенно вразрез с его собственным настроением – выглядели счастливыми, и это вызывало досаду. Особенно раздражали громко болтавшие флотские офицеры – смотреть их было физически невыносимо. Ясукити прикурил ещё одну «Асахи» и подошёл к краю платформы; оттуда метрах в двухстах виднелся переезд. Люди уже разошлись, только под семафором по-прежнему горел жёлтым светом костёр, который разожгли рабочие.