Ворота Расёмон

Кузен промолчал, представляя себе рыбацкую деревушку на побережье Кадзуса – и О-Ёси, которой предстоит там жить. Помрачнев, он вновь раскрыл томик Либкнехта. На страницу упали лучи выглянувшего из-за туч солнца.

Январь 1927 г.

Шестерёнки

1. Плащ

С одной дорожной сумкой, я гнал такси, направляясь из своего дома в курортном городке к железнодорожной станции на линии Токайдо: меня пригласили на свадьбу знакомого. По обеим сторонам дороги поднимались сосны. Я сомневался, успею ли на следующий поезд в Токио. В машине со мной был ещё один пассажир – владелец парикмахерской, пухлый и кругленький, будто чайница, с небольшой бородкой. Время от времени я перебрасывался с ним репликами, поглядывая на часы.

– Странные вещи бывают на свете. Говорят, в особняке г-на Х завёлся призрак – даже днём показывается.

– Смотри-ка, даже днём… – поддакнул я без особого интереса, глядя на поросшие соснами горы в лучах предзакатного солнца.

– В ясные дни не выходит, только когда дождь.

– Не боится, значит, промокнуть.

– Шутить изволите. А я, между прочим, слышал, что он одет в плащ.

Сигналя клаксоном, мы затормозили у станции. Я распрощался с владельцем парикмахерской и поспешил в здание вокзала. Как оказалось, токийский поезд отъехал пару минут назад. На скамейке в зале ожидания сидел одинокий пассажир в плаще и со скучающим видом глядел в окно. Я вспомнил призрака, про которого мне только что рассказывали, но лишь усмехнулся и решил скоротать время до следующего поезда в кафе напротив.

Впрочем, тамошняя забегаловка едва ли заслуживала такого названия. Я сел за столик в углу и заказал чашку какао. Тонкие синие полоски на белой клеёнке, которой были накрыты столы, образовывали неровную решётку; на углах стола обнажилась грязная ткань. Глотая пахнувшее клеем какао, я оглядывал безлюдное помещение. На пыльных стенах там и сям были наклеены бумажки с названиями блюд: «курица с яйцом и рисом», «отбивные», «омлет из свежих яиц».

Стоило только взглянуть на эти таблички, и было понятно: я в деревне неподалёку от железнодорожной линии Токайдо. В деревне, где электровозы проносятся между рисовых чеков и капустных полей…

Следующий поезд в Токио был только вечером. Я всегда ездил вторым классом, но в этот раз почему-то купил билет в третий. Вагон был почти полон, а места вокруг меня заняли девчонки-школьницы, которые всем классом возвращались из какой-то дальней поездки – кажется, из Оисо. Я закурил сигарету и принялся наблюдать: они были в прекрасном настроении и болтали без умолку.

– Фотограф-сан, а что такое «любовная сцена»?

«Фотограф-сан», который сидел передо мной и, похоже, сопровождал их на экскурсии, смутился. Но одна из девочек, лет четырнадцати-пятнадцати, продолжала засыпать его вопросами. Я заметил, что она говорит в нос из-за насморка, и невольно улыбнулся. Потом другая школьница, лет двенадцати, сидевшая рядом со мной, прыгнула на колени к молодой учительнице, обняла её одной рукой за шею, а другой стала гладить по щеке – и, не прекращая болтать с подружками, то и дело приговаривала:

– Вы такая милая, сэнсэй, у вас такие красивые глаза!

Все эти девочки казались мне взрослее своих лет – если не считать того, как они грызли яблоки вместе с кожурой и шуршали конфетными обёртками. Но вот одна из них, явно постарше, прошла мимо и сказала: «Простите, пожалуйста!», – видимо, случайно наступив кому-то на ногу; как ни странно, именно из-за своих взрослых манер она казалась больше похожей на школьницу. Затягиваясь сигаретой, я усмехнулся этому противоречию.

Поезд с включёнными фарами подъехал к загородной станции, и я вышел на продуваемый холодным ветром перрон, прошёл по виадуку на другую платформу и принялся ждать электрички. Тут я наткнулся на своего знакомого Т., который служил в одной компании. Коротая время в ожидании, мы принялись обсуждать текущий кризис. Т., конечно, понимал в этом больше, чем я. Впрочем, его самого кризис, кажется, не коснулся: на массивном пальце красовался перстень с бирюзой.

– Солидная вещь.

– Это? Пришлось купить у друга, который поехал в Харбин по торговым делам. Ему тоже сейчас тяжело: с тамошними кооперативами договориться не получается.

В электричке, к счастью, народу было меньше, чем в поезде, в котором я приехал. Мы уселись рядом, разговаривая о том, о сём: Т. только весной вернулся из Парижа, где работал некоторое время, поэтому мы по большей части беседовали про тамошнюю жизнь: про мадам Кайо, застрелившую редактора «Фигаро», про обеды с омарами, про японского принца, который путешествует за границей…

– Во Франции дела на удивление неплохи, но французы ненавидят платить налоги, так что правительства там долго не держатся…

– Но ведь франк падает.

– Это в газетах так пишут. А ты поезжай во Францию. Если про Японию в газетах читать, то тоже получится, что здесь одни потопы да землетрясения.