Ворота Расёмон

Я шёл по тёмной улице вдоль канала. Мне вспомнился дом приёмных родителей в пригороде. Они, конечно же, живут в ожидании, когда я снова окажусь у них. Мои дети, наверное, тоже… но я не мог переступить страх перед силами, которые свяжут меня по рукам и ногам, стоит мне вернуться. Вдоль канала была пришвартована баржа, покачивавшаяся на волнах; оттуда пробивался свет. Там наверняка тоже жили семьи – мужчины и женщины, которые любили друг друга и от этого ненавидели… Я вновь собрался с духом, и, ещё ощущая опьянение от виски, отправился обратно в отель.

Усевшись за стол, я вернулся к письмам Проспера Мериме – и это, незаметно для меня самого, опять придало мне сил. Однако, когда я узнал, что на закате жизни Мериме стал протестантом, я будто вдруг увидел под маской его настоящее лицо. Он тоже, как и все мы, шёл во тьме. Во тьме? – «Путь в ночном мраке» теперь казался мне пугающей книгой. Чтобы отвлечься от печальных мыслей, я начал читать «Разговоры с Анатолем Франсом». Но и он – это современное воплощение Пана – тоже нёс свой крест.

Примерно через час явился коридорный и передал мне пачку писем. Одно было от издательства в Лейпциге, которое просило меня написать статью под названием «Современная японская женщина». Но почему они обращались за этим ко мне? Тем не менее, письмо на английском включало написанный от руки постскриптум: «Нам довольно будет и портрета без оттенков – чёрно-белого, как японская гравюра». Слова напомнили мне про виски Black and White, и я поспешил разорвать листок в клочки. Затем я наугад распечатал ещё одно и пробежал взглядом по желтоватой бумаге. Письмо было от неизвестного мне юноши. Но не успел я прочесть и пары строк, как мне стало не по себе от слов «Ваши „Муки ада“»…» Третье было от племянника. Я наконец вздохнул спокойно и погрузился в описание домашних дел. Однако и тут концовка едва не сбила меня с ног: «Высылаю вам переиздание стихотворного сборника „Красный свет“»…

Красный свет! Я почувствовал в этом насмешку и поспешно выбежал из комнаты. В коридоре никого не было. Держась одной рукой за стену, я с трудом добрался до холла. Там я сел и решил прикурить сигарету. Почему-то оказалось, что это «Аэроплан» – я же, с тех пор как поселился в этом отеле, курил только «Звезду». Перед глазами у меня снова всплыли рукотворные крылья. Я подозвал коридорного и попросил две пачки «Звезды». Но, по его словам, именно «Звезда», к сожалению, вся кончилась.

– У нас есть «Аэроплан»…

Я покачал головой и окинул взглядом просторный холл. За столом напротив беседовало несколько иностранцев. Одна из их компании – женщина в красном платье – негромко разговаривая с остальными, время от времени поглядывала на меня.

– Миссис Таунсхэд, – прошептал кто-то невидимый у меня в голове. Имя миссис Таунсхэд, разумеется, было мне неизвестно. Даже если предположить, что женщину действительно так зовут… Я поднялся с места, чтобы вернуться в свой номер, опасаясь, что схожу с ума.

Оказавшись у себя в комнате, я собирался немедленно позвонить в психиатрическую лечебницу. Но пребывание там для меня было бы равносильно смерти. После долгих колебаний я, чтобы рассеять страх, взялся за «Преступление и наказание». Но на открывшейся странице обнаружился отрывок из «Братьев Карамазовых». Я решил, что взял не ту книжку, и посмотрел на обложку. Но нет – там, несомненно, значилось «Преступление и наказание». Видимо, ошибка переплётчика… в том, что мне попался именно этот лист, я увидел перст судьбы; ничего не оставалось, как погрузиться в чтение. Но, не успев прочитать страницу до конца, я вздрогнул всем телом: там описывалось, как Ивана мучит дьявол. Иван… Стриндберг… Мопассан… и я, сидящий в этом гостиничном номере.

Единственным спасением было бы уснуть – а у меня кончилось снотворное. В конце концов я уже не мог выносить дальше эти муки без сна. С мужеством отчаяния я заказал в номер кофе и лихорадочно схватился за перо. Две страницы, пять, семь, десять… рукопись росла на глазах. Я наполнял роман сверхъестественными существами, в одном из которых изобразил самого себя. Усталость постепенно начала затуманивать разум. Наконец я встал из-за стола и лёг навзничь на кровать. Кажется, мне удалось заснуть минут на сорок-пятьдесят. Я, однако, моментально проснулся и вскочил на ноги, почувствовав, что кто-то шепчет мне в ухо:

– Le diable est mort…

За отделанными туфом окнами занимался холодный рассвет. Стоя у двери, я обвёл взглядом пустую комнату. В окне виднелся кусочек пейзажа снаружи, частично затянутого туманом, – но я отчётливо различил пожелтевшие сосны и море за ними. Осторожно подойдя ближе, я понял, что на самом деле такой эффект создавали газон и пруд во дворе. И всё равно – возникшая иллюзия заставила меня ощутить что-то вроде тоски по дому.

Я решил, что, как только пробьёт девять, позвоню в редакцию журнала, договорюсь о деньгах и отправлюсь домой. И сразу принялся запихивать книги и рукописи в лежавшую на столе сумку.

6. Аэроплан