Ворота Расёмон

Я гнал такси, направляясь с железнодорожной станции на линии Токайдо к себе домой в курортный городок. Водитель, несмотря на холод, почему-то был в плаще. От этого совпадения мне стало неуютно, и я, уставившись в окно, всеми силами старался не смотреть в его сторону. Затем за низкими соснами – на старом шоссе, должно быть, – я увидел похоронную процессию. Там не было видно ни белых бумажных фонарей, ни фонарей с драконами, но впереди и сзади погребального паланкина тихо покачивались золотые и серебряные цветы лотоса…

Вернувшись наконец домой, я – благодаря семье и силе снотворных – прожил пару дней спокойно. С моего второго этажа был виден сосновый лес, а за ними – кусочек моря. Я взял за правило работать там, за письменным столом, только по утрам, под курлыканье голубей. Кроме голубей и ворон, на веранду прилетали воробьи, и мне это нравилось. Держа ручку в руке, я вспоминал поговорку: «Беззаботный, как птичка».

В один из пасмурных, тёплых дней после обеда я пошёл в магазин за чернилами. Но оказалось, что чернила там только цвета сепии – а этот цвет я никогда не любил. Ничего не оставалось, как уйти и отправиться в одиночестве бродить по пустым улицам. Навстречу мне уверенно прошествовал иностранец лет сорока – похоже, близорукий. Это был швед, который жил по соседству и страдал манией преследования. Он к тому же носил фамилию Стриндберг. Поравнявшись с ним, я буквально физически почувствовал его присутствие.

Улица была длиной всего два-три квартала. Однако за то время, которое мне понадобилось, чтобы преодолеть это расстояние, мимо меня четыре раза[154] прошла одна и та же собака, наполовину чёрная. Сворачивая в переулок, я вспомнил виски Black and White – и к тому же меня осенило, что галстук на Стриндберге сегодня был чёрно-белым. Этого я никак не мог счесть простым совпадением. Но если это не совпадение… Тут мне показалось, что по дороге движется только моя голова, и я замер на месте. Рядом с обочиной, за проволочной изгородью, валялся цветочный горшок из стекла с радужным переливом. Рисунок вокруг донышка напоминал очертания крыльев. Тут с вершины сосны слетело несколько воробьёв – но, стоило им приблизиться к горшку, как они, будто сговорившись, снова взмыли вверх…

Придя к родителям жены, я уселся в плетёное кресло у входа в сад. Там, в углу, в загоне из металлической сетки тихо расхаживало несколько белых кур-леггорнов. У моих ног улеглась чёрная собака. Несмотря на терзавшие меня вопросы, которые оставались без ответа, я, сохраняя невозмутимый вид, беседовал с тёщей и младшим братом жены о всяких пустяках.

– Тихо здесь.

– Только по сравнению с Токио.

– А разве здесь случается что-то из ряда вон выходящее?

– Как и везде в нашем мире! – засмеялась тёща.

И правда, этот летний курорт тоже был частью «нашего мира». Всего за год я узнал, как много преступлений и трагедий происходит даже в таком месте: врач пытался постепенно отравить пациента, старуха подожгла дом своего приёмного сына и его семьи, адвокат пытался отобрать у младшей сестры имущество… Дома, где они жили, были для меня наглядным свидетельством того, какой ад – человеческая жизнь.

– И сумасшедший в городке есть, да?

– Вы про Х-тяна? Он не сумасшедший. Просто из ума выжил.

– Значит, ранняя деменция… Каждый раз, когда я его вижу, мне становится жутко. Недавно – уж не знаю, что ему в голову взбрело, – он бил поклоны перед статуей Каннон с лошадиной головой[155].

– Прямо уж «жутко»… Вам бы покрепче быть.

– Но он ведь и так крепче, чем я… – Младший брат жены, с отросшей на щеках щетиной, сидел на кровати и теперь, как всегда застенчиво, присоединился к нашему разговору.

– И у сильного человека есть слабые места.

– Ну уж! Так не пойдёт! – сказала тёща, и я, взглянув на неё, не смог удержаться от кривой усмешки. Брат жены тоже улыбнулся. С улыбкой глядя куда-то вдаль, на сосны за изгородью – совсем молодой, он после болезни казался скорее бестелесным духом, чем человеком, – он задумчиво продолжал:

– Вроде бы такой отстранённый, а потом посмотришь – внутри кипят страсти…

– Вроде бы хороший, а потом посмотришь – на самом деле дурной, да?

– Нет, не то чтобы «хороший – дурной», просто две противоположности…

– Как будто внешне взрослый, а внутри – ребёнок?

– И не так. Не могу сказать толком… скорее как полюса у электричества. В общем, противоречивый.

Тут мы все вздрогнули от неожиданно громкого звука аэроплана. Я непроизвольно поднял глаза к небу и увидел, как он летит над самыми верхушками сосен. Крылья – необычные, одинарные – были выкрашены в жёлтый цвет. Звук аэроплана напугал и животных: курицы и собака бросились в разные стороны. Собака залаяла и, поджав хвост, забралась под крыльцо.

– Интересно, он не упадёт?

– А тебе известно, что такое «воздушная болезнь»?

Я, закуривая сигарету, покачал головой.

– Говорят, что те, кто летает, привыкают к воздуху на большой высоте, а потом уже не могут дышать на земле…