Ворота Расёмон

– Ваше превосходительство поражают своей проницательностью, – любезно улыбнулся адъютант, передавая вещественные доказательства комбригу. Он как будто забыл, что сам подумал о башмаках ещё до того, как о них сказал генерал.

– Ну, раздеть их уже раздели – значит, оставалось только проверить обувь. – Генерал по-прежнему был в хорошем настроении. – Я сразу приметил их башмаки.

– Негодный здесь народ. Когда мы пришли, они сразу подняли японское знамя, а в домах у всех русские флаги припрятаны. – Комбриг отчего-то тоже был в прекрасном расположении духа.

– Значит, сплошные предатели да лазутчики.

– Так и есть. И ничего с ними не сделаешь, хоть кол на голове теши.

На протяжении этого разговора офицер вместе с переводчиком продолжали допрос. Вдруг офицер с недовольным видом повернулся к ефрейтору Тагути и бросил:

– Эй, пехота! Ты этих шпионов поймал, ты их и кончай.

Двадцать минут спустя китайцы, связанные вместе за косы, сидели под засохшей ивой у дороги на южной окраине деревни.

Ефрейтор Тагути, примкнув к винтовке штык, первым делом развязал пленников. Держа оружие наизготовку, он встал позади того, что был помладше. Тут ему показалось: прежде чем заколоть пленника, надо предупредить его, что пришла смерть.

– Нии… – начал он по-китайски, но понял, что не знает, как будет «убить». – Нии, я убью тебя!

Китайцы одновременно, будто сговорившись, посмотрели на него, но не выказали никакого удивления, лишь принялись низко кланяться в разные стороны. Прощаются с родной землёй, заключил Тагути.

Покончив с поклонами, они со спокойной решимостью выпрямились. Тагути поднял винтовку. Пленники выглядели такими смирёнными, что он всё не мог решиться их заколоть.

– Нии, я тебя убью! – снова крикнул он. На дороге заклубилась пыль – приближался всадник.

– Пехота! – высокомерно окликнул Тагути подъехавший – как оказалось, старший сержант. Увидев двух китайцев, он пустил лошадь шагом. – Это что, русские шпионы? Русские, да? Оставь мне одного – я ему башку срублю.

– Пожалуйста, обоих уступаю, – криво усмехнулся Тагути.

– Правда? Вот спасибо.

Кавалерист легко спешился. Подойдя к китайцам сзади, он вытащил висевший на поясе меч. В этот момент со стороны деревни вновь послышался бодрый стук копыт; на сей раз это были трое офицеров. Не обращая на них внимания, сержант уже было замахнулся, но ударить не успел: неторопливо ехавшая группа поравнялась с пленниками. Генерал! И сержант, и Тагути, не спуская глаз с сидящего верхом командующего, одновременно отдали честь.

– А, русские шпионы. – В глазах генерала на мгновение вновь мелькнул тот же маниакальный огонёк. – Руби его! Руби!

Сержант, повинуясь приказу, взмахнул мечом и одним ударом отсёк голову молодому китайцу. Голова, подпрыгнув, упала к корням высохшей ивы. По жёлтой земле растеклась большая лужа крови.

– Отлично. Хорошая работа. – Генерал с довольным видом кивнул и тронулся с места.

Кавалерист проводил его взглядом и с окровавленным мечом встал позади второго китайца. Он, похоже, был доволен ещё больше, чем генерал.

– Если бы […], я бы и сам их убил, – подумал Тагути, усаживаясь на землю возле сухой ивы. Сержант вновь поднял меч. Бородатый китаец молча вытянул шею, не поведя и бровью.

…

Подполковник Ходзуми, один из спутников генерала, сидя в седле, смотрел на холодную весеннюю равнину, проплывающую перед глазами. Впрочем, на самом деле он не видел ни облетевшего леса вдалеке, ни упавшей каменной стелы на обочине. В голове у него неотвязно крутились слова Стендаля, которого он любил прежде: «Когда я вижу человека, увешанного орденами, я невольно думаю о том, сколько [жестокостей] ему пришлось совершить, чтобы их заслужить».

Тут подполковник заметил, что его лошадь сильно отстала от генеральской. Слегка вздрогнув, он пришпорил её. Аксельбанты заиграли золотом в бледных лучах солнца, пробившихся сквозь тучи.

3. Походный театр

Четвёртого мая 1905 года, после обеда, когда закончится поминальная служба по погибшим, в расположении командования N-ской армии в Ацзинюбао решили устроить театральное представление. Обстановка была самая простая: на площадке для спектаклей под открытым небом, какие часто имеются в китайских деревнях, соорудили импровизированную сцену и натянули навес. Тем не менее, зрители собрались задолго до начала, назначенного на час дня. Это были солдаты в грязной форме цвета хаки, со штыками у пояса, и выглядели они столь непритязательно, что слово «зрители» казалось насмешкой, – но оттого ещё трогательнее казались искренние улыбки, которыми сияли их лица.

Позади, на возвышении, расставили стулья для более почтенной публики – генерала, офицеров командования, штабных, а также иностранных военных атташе. Эти места выглядели куда наряднее «партера» с простыми солдатами – тут тебе и офицерские погоны, и аксельбанты адъютантов. Эффект усиливали иностранные гости – даже те из них, кто по общему мнению был полным болваном, сейчас блистали великолепием.