Восемь бессмертных

Ветер бушевал в течение трех суток, не стихая ни на минуту, волны бесились в течение трех дней и ночей. Брат и сестра от голода и холода были почти в беспамятстве. Единственное, что еще придавало им силы — это их беспокойство и ответственность за старую, больную мать, которая в одиночестве лежала в хижине. Каково ей там, одной, без еды, без тепла Как бы не умерла! Не зная, что предпринять, они бродили по берегу, стараясь найти брод, но только ободрали до крови ноги об острые камни. Преодолеть волны не было никакой возможности. И тут они увидели Ли Тхе-гуая. Тот уставился на мешочек с рисом и кусок свинины:

— Добрые брат и сестрица, накормите меня, — попросил он.

Сестра довольно грубо ответила:

— Мы сами не ели три дня, и в доме нет ни зернышка, а эта еда поможет нам спасти больную мать.

Но брат одернул ее:

— Отдай ему все! Мы вряд ли сможем вернуться домой, а он, может быть, сумеет развести огонь и поесть.

Хромой принял свиную ногу и мешочек с рисом. И тут брат с сестрой оказались свидетелями настоящего чуда: хромой взял щепотку риса, и тот вдруг стал мягким, душистым, испускающим горячий пар, как будто только что сваренный. Затем нищий поднес ко рту мясо, и оно тоже вдруг стало ароматным, аппетитным, словно его только что обжарили в масле с пятью видами специй. Брат и сестра наблюдали, раскрыв от удивления рты. А бродяга, не обращая на них внимания, жадно поглощал еду. Сестру это так возмутило, что она даже замахнулась кулачком, однако брат перехватил ее руку. Насытившись, попрошайка утер маслянистый рот и протяжно вздохнул:

— Ну, добрые брат и сестрица, я съел ваши запасы, говорите теперь, чем я могу вам помочь?

Брат лишь взглянул на него, но ничего не ответил. А сестра вспылила:

— К чему говорить красивые слова? Разве ты сам не видишь, что нам надо пересечь морской залив? Да только помочь ты все равно не сможешь!

Ни секунды не раздумывая, хромой снял с ноги драную сандалию, плетеную из рогоза (дырка была как раз на середине подошвы). Он забросил сандалию в море, и ветер тут же стих, волны утихомирились. А драный баш-мак, пропитавшись морской водой, стал увеличиваться. Он рос и рос, пока не заполнил все пространство между этой и соседней горой. Уже ничему не удивляясь, брат и сестра, взявшись за руки, побежали по этому башмаку к противоположному берегу. А возле своего дома остановились, как вкопанные: их старенькая мать сидела на пороге хижины в ожидании детей, и была она крепкая и бодрая. На расспросы она ответила, что недавно здесь побывал какой-то нищий, который и вылечил ее; он же сообщил, что скоро придут ее дети, так что пора выходить к воротам и встречать их.

Толкнули дверь, вошли в дом — вот это да! И мешочек с рисом, и свиная ляжка лежат абсолютно целые, да еще и вязанка хвороста рядом! Дети поспешно вернулись по намокшей и разбухшей огромной сандалии, как по мостику, к подножию горы, которую совсем недавно покинули, да только нищего и след простыл. "Уж не знаменитый ли это Ли Тхе-гуай, о котором ходит столько легенд?" — Подумали брат и сестра.

Созвали соседей, сообща взялись за веревки от сандалии и закрепили их концы на вершинах гор, окружавших залив, чтобы башмак не унесло в море. Потом он не раз выручал жителей: стоило подняться буре и волнам, люди переправлялись по сандалии, как по мосту, на противоположную сторону— удобно и безопасно! Вот только дыра в подошве мешала. Поэтому брат заткнул ее огромным камнем, скатившимся с горы, а сестра обмазала глиной. Теперь оба селения оказались соединенными; люди даже стали строить дома на этом огромном башмаке, растить детей, открывать лавки, заниматься торговлей.

Южная гора была каменистая, а северная — песчаная, поэтому и отмели, которые соединялись с помощью плетеного лаптя, тоже были разными: одна покрыта галькой, другая — золотым песком. Все так и сохранилось по сей день в Кхань-мэне, что в проз. Чжэ-цзян.

Лекарь

С давних пор недалеко от Барабанной башни города Ханчжоу возвышается небольшой каменный мост. У моста вечно сидел пожилой лекарь с высокими залысинами и густыми широкими бровями. У него был нос с горбинкой, темное лицо, пышная длинная борода. Ноги его были больными и слабыми, да еще — одна короче другой, так что передвигаться он мог лишь с помощью клюки. Никто никогда не видел его без тыквы-горлянки, перекинутой за спину.

Это был специалист по язвам и нарывам. Днем он обычно сидел под матерчатым навесом, поставив перед собой видавший виды сундучок с лекарствами, и оказывал помощь всем нуждающимся. А ночью спал тут же, положив голову на свой сундучок. Видя крайнюю бедность лекаря, люди не особого верили в его искусство. Но однажды к нему обратился человек, у которого в течение трех лет не заживала гноящаяся рана. У кого он только ни побывал, к кому только ни обращался, и вот решил попытать счастья еще и у этого лекаря.