Восемь бессмертных

— Значит, получается, что вы всегда будете есть лишь молодые побеги, а бабушка — корни? — Уточнил Чжан.

Закивав головами, и сын, и невестка согласились:

— Да, да! Именно так!

— И ничто не сможет изменить это правило?

— Решительно ничего! Что бы ни произошло!

— А если вдруг измените этот порядок вещей?

— Да ни за что!

— Ну, ладно! Ешьте всегда только молодые побеги! — Воскликнул Чжан Го-лао, взмахнул рукавом и исчез.

Оказавшись в роще позади дома, он выдернул росточек и проговорил нараспев:

Росточек, росточек, будь послушным;

Пусть верхушка станет старой и грубой,

Чтобы наказать невестку,

А клубень пусть станет нежным и молоденьким

Из уважения к свекрови!

С этими словами он перевернул побег вверх ногами и воткнул его в землю, а сам испарился. С тех пор бамбук в этой роще и стал необычным: нежный клубень и грубая верхушечка. Бабушка с этого времени стала лакомиться сочным свежим клубнем, а молодые грызли жесткие заостренные верхушки. Так появился новый сорт, известный под названием "бамбук послушания".

Подарок в виде фартука

В давние времена в селении Чжао-цзя жил некий крестьянин по имени Шан Гэн. Он был рачительным и трудолюбивым, но разговоры говорить был не мастак. Зато была у него жена, которая за словом в карман не лезла; слыла бойкой, острой на язычок и чрезвычайно сообразительной. Настолько, что о ней знали даже жители дальних деревень и прозвали ее "сметливой девушкой".

Прослышал о ней и Чжан Го-лао, и вот однажды, проходя мимо ее деревни, он решил испытать, действительно ли она так умна, как о ней рассказывают. А была как раз весна, четвертый лунный месяц, время посадки риса. Подъехал небожитель на своем ослике задом наперед к полю Шан Гэна, а тот в это время трудился, высаживал рассаду. Они легко нашли общий язык, поскольку Чжан был родом из бедной крестьянской семьи и хорошо разбирался во всех деталях относительно труда в поле.

Беседовали, беседовали, обсуждая крестьянские проблемы, и вдруг, в самом неожиданном месте, Чжан спросил:

— Братец, судя по всему, ты настоящий специалист в своем деле, а знаешь ли ты конкретно, сколько тысяч, сколько сотен, сколько десятков росточков риса ты высаживаешь за один день?

Крестьянин был настолько выбит из колеи этим вопросом, что прямо одеревенел. А Чжан Го-лао захихикал и, оседлав ослика, махнул рукой:

— До встречи!

В полдень пришел Шан Гэн домой на обед, сел на лавочку и застыл в отупении. Заметив необычное, жена спросила:

— Что это ты загрустил? Не случилось ли чего?

Он и рассказал ей обо всем. А невесел он был оттого, что понял: он — никудышний крестьянин, раз не знает точного количества посаженных ростков. Однако жена с ним не согласилась. Прыснув в кулачок, она утешила:

— Ну и глупенький ты у меня! Да ведь этот вопрос не имеет никакого отношения к крестьянскому умению! Старик просто пошутил, хотел озадачить тебя. А ты бы спросил в ответ: знает ли он, сколько тысяч, сколько сотен, сколько десятков раз в день стучит его ослик копытами о землю при ходьбе? Через день Чжан Го-лао опять появился на краю поля, смеясь, спросил:

— Ну, что, подсчитал?

Шан Гэн и задал встречный вопрос, как его надоумила жена. Небожитель был просто сражен. После паузы он сказал:

— А почему ты не задал этот вопрос в прошлый раз?

Шан Гэн был чрезвычайно честным, не умел врать, он и рассказал старику правду об умной жене. Поглаживая бороду, Чжан признался:

— Очень хочу повидаться с твоей женой! Навещу вас непременно, но только не надо суетиться, накрывать роскошный стол, готовить вино. Пусть будет лишь десять столов, девять блюд, и на каждом столе — одна чаша (по-китайски это звучит ши чжо, цзю цхай, май чжо и вань). Завтра в полдень я наведаюсь к вам!

Неудобно было крестьянину отказаться, пришлось согласиться. Но сколько он ни думал, не мог сообразить: как это можно, на десяти столах — девять блюд, а на каждом столе — лишь по одной плошке. Поистине, трудная задача. "Постелить циновки и накрыть на стол — это мы сможем, но как выполнить просьбу странного старика? Свихнуться можно", — думал крестьянин. Он до того разволновался, что, бросив работу, побежал домой и путано рассказал обо всем жене. Однако та не поддалась панике. Она спокойно продолжала работать за ткацким станком. Видя, что жена и не собирается идти на кухню, готовить еду, он нервно прохаживался мимо нее вперед-назад, вперед-назад. Но женщина и не думала останавливать станок, умышленно не обращая внимания на мужа. И только когда он не на шутку рассердился, она искоса взглянула на него и рассмеялась:

— И что ты переживаешь! Если уж ты так беспокоишься о званом обеде, возьми нож, присядь и поруби на полу лук-порей (по-китайски "лук-порей" звучит цзю цхай)! Вымой хорошенько кошачью плошку, найди кусок плоского камня, поставь его в гостиной — и дело с концом.