Со своим приятным мягким английским произношением Анг Ками описывал смерть птицы.
«Птица, пораженная выстрелом богатого индийца, который был большой и толстый, упала на камни и снова и снова лететь, пока не прийти к мой кухне. Прийти, смотреть на меня, а потом — умереть.
Богатый и толстый индиец на другой день заболеть, тяжело дышать, синие губы и хвататься за сердце. На третий день индиец умереть.
Прилететь аэроплан, отвезти индийца и сжечь его в Катманду у реки Багмати и послать в Индию.
Поэтому нельзя убивать птиц, у которых будут яйца и маленькие птицы».
Кто поверит в сказки нашего повара, хотя ему поддакивали Анг Темба и остальные шерпы! Кто поверит в загадочные силы, которые умертвили богатого, упитанного индийца, который, без сомнения, скончался от инфаркта сердца, потому что у него был склероз венечных артерий и его сердце не вынесло разреженного воздуха! Такие случаи история гималайского туризма регистрирует каждый год. Обычно речь идет о богатых туристах с Запада, и никому не приходит в голову искать причину их смерти во встрече с птицами или в других приметах.
Не верьте Ангу Ками, который хотя и активно участвовал во всех шерпских богослужениях во время похода к Макалу и в базовом лагере, соединял в себе почтение к тайнам литургии с проявляющимся временами пренебрежением к непреложности истин.
Анг Ками относился ко всему очень серьезно. Но когда наконец был застрелен не один, а четыре прекрасных экземпляра, он, ни минуты не колеблясь, приготовил их в кастрюле по способу, принятому в стране шерпа.
Первую птицу, которую Милан Даниэл определил как редкий экземпляр большого петуха гималайского, высоко на морене над базовым лагерем застрелил Анг Ками-Малыш, неустанно и терпеливо преследовавший добычу в течение долгих часов. Принеся великолепную птицу в базовый лагерь, он возбудил зависть, в первую очередь у нашего офицера связи Базры Гурунга. Этот двадцатидвухлетний офицер непальской армии, наделенный атлетической фигурой и шоколадной кожей, вел себя отчасти как мальчишка, отчасти как офицер и блестяще говорил по-английски. Он готов был говорить о чем угодно: от квантовой теории до внешней политики Китая или Советского Союза. Его имя наводило страх. Базра Гурунг происходил из могущественного рода непальской верхушки, но при этом показал себя очень образованным джентльменом, заботящимся о своей внешности, и завязал дружеские отношения со всеми членами экспедиции. У него были незаурядные способности к языкам, и он освоил некоторые чешские и словацкие выражения, в основном из области специфически мужской лексики, которым его научили чешские и словацкие соседи по палатке во время похода.
По дороге в Барунскую долину Базра Гурунг по очереди ухаживал за несколькими женщинами из долины реки Арун, потом из Седоа, а в базовом лагере объектом его внимания стала младшая шерпани, которую звали, как и почтового скорохода, Анг Пхурба. Впрочем, они были двоюродные брат и сестра. Анг Пхурба становилась, особенно к концу пребывания в Барунской долине, все красивее и красивее, как и остальные женщины. Благодаря своей молодости она в конце концов завоевала титул «Мисс Макалу».
Наверное, больше, чем прекрасный пол, Базра Гурунг любил оружие. Он мог одним ударом ножа кукри отрубить голову овце или барану, но все же отдавал предпочтение огнестрельному оружию и охоте. В базовом лагере Базра Гурунг ходил с заряженным ружьем и стрелял во все живое, что прилетало сверху или снизу из долины. Галки, вороны и даже мелкие певчие птички падали жертвами его дробовика. Иногда стрельба начиналась прямо среди палаток, пугая врачей, которые тайно повторяли избранные главы из военной хирургии и готовили операционное оборудование, которым снабдила экспедицию медицинская служба Чехословацкой армии. Такие мелочи не трогали Базру Гурунга, не обращавшего внимания на сантименты некоторых европейцев, которым было жаль невинных жертв, особенно многочисленных погибших зарянок.
Когда Анг Ками-Малыш подстрелил свою великолепную добычу, Базру Гурунга охватило желание сравняться с шерпа. Он вставал до рассвета, в буквальном смысле слова до петухов, и, несмотря на утренний мороз, устраивал засаду среди седых валунов. Целые дни ходил по моренам (с них такой прекрасный вид на Макалу и Эверест) и возвращался в лагерь с ввалившимися глазами и — без добычи. Бедняга стал нервным и перестал стрелять птичек-невеличек.
Наконец майским днем, когда ток был в разгаре и птицы, ничего не слыша, предавались танцам и играм любви, ближе к вечеру Базра пришел к палатке зоолога и гордо бросил к его ногам великолепный трофей.
После того как он сравнялся с маленьким шерпой, стрельба перестала занимать Базру Гурунга, и на какое-то время он посвятил себя самой молодой шерпани.