Восьмая муза

— Нос-то длинный, а вот того, что журнал его дурно пахнет, не различает. Читала со вниманием. Намеки на почтенного поэта… И что за язык! Вот: «Отцовское-то имение у тебя стрень-брень с горошком». Что за подлые выражения? Ну что такое стрень-брень с горошком?

— Затрудняюсь, ваше величество.

— Почему же я должна голову ломать?

— Я полагаю, ваше величество, это означает: имение неважное, плохое… стрень-брень.

— Ну так и надо сказать — плохое. Ясное русское слово. Я сама люблю острое русское слово, но это… стрень-брень… да еще с горошком.

Екатерина недовольно отодвинула «Трутень».

— Нельзя оставлять без внимания. Скучно и зло! Надо написать, что прабабка «Всякая всячина» не любит меланхоличных писем. По журналу видно, что его волнуют только пороки. Но кто видит только пороки, не имея любви, тот не способен подавать наставления другому. Напишите это. «Никогда не называть слабости пороком, хранить во всех случаях человеколюбие, не думать, чтоб людей совершенных найти можно было. Никому не думать, что он один весь свет может исправить».

— Прекрасно, ваше величество, мы напечатаем это наставление в нашей «Всякой всячине». Но как бы это ловчее подписать?

— А подпишите так: Афиноген Перочинов. Ха-ха! Афиноген, не правда ли, смешно?

— Очень смешно, ваше величество.

Екатерина сияла довольством.

— Не жалить, а кротостью, снисхождением исправлять нравы. «Трутень»? Ну не глупо ли? Жужжит, жалит, противное насекомое, хочется отмахнуться… Гораздо лучше звучит «Всякая всячина», любезнее, милее.

— Есть еще хорошие названия у других журналов, — вставил Козицкий. — «Ни то, ни се», «И то, и се», «Полезное с приятным».

— Да, лукаво и мило… Ничего, мы посмеемся над этим злым господинчиком.

Она ласково улыбнулась Козицкому и вышла из комнаты.

Фалалей явился перемазанным в пыли, в крови. Подрался с Волокитой из-за куска жареного мяса: в день именин великого князя туша быка выставлялась на площади перед дворцом-, и всяк, кто ловок, мог обогнать соседа и отхватить кусок пожирнее, а той рога.

— Волокита поклялся Щеголихе кусок принести, и добыл я! — похвастался Фалалей. — Теперь она меня любит, а не Волокиту.

— Теперь она тебя болванчиком сделает.

— Зато весело.

— Беспримерно весело.

— А вот Щеголиха говорит, что вы скучно живете… как монах в келье.

Николай Иванович растерянно улыбнулся.

— Веселья мало, но скучать не скучаю.

— Мне матушка Акулина Сидоровна из деревни пишет: «Веселись, мой друг, в твоих летах надо забавляться, придет такая пора, что и веселье на ум не пойдет». Так и надо жить, а вы все о добродетелях беспокоитесь. А много ли толку от добродетелей? Вот, — Фалалей поднял два сжатых кулака, — в одном деньги, а в другом добродетели. Что возьмете?

— Что?.. Сначала я тебе сказку расскажу… Велел Юпитер Аполлону помочь людям. Послал Аполлон на землю семь муз, а у каждой на плече по ящику: в одном спрятан разум, в другом — добродетель, в третьем — здравие, в четвертом — долгоденствие, в пятом — увеселение. Шестая несла честь, а последняя наполнила ящик златом. И попали музы в город на ярмарку.

Узнав, что у первой музы в ящике разум, таможенное начальство распорядилось выгнать музу из города. Начальники, по их убеждению, имели довольно разума, а гражданам оный был бы бесполезен.

Добродетель никто не купил… Товар не в моде. Иные почитают добродетель чересчур ветхой и даже смешной.

— Зато все схватили ящик со здравием? — догадался Фалалей.

— Нет, люди кричали: «Сия глупая женщина предписывает для здравия простую пищу, любовь семейную и ключевую воду!» Они покинули музу и убежали к базарному лекарю, шарлатану, который лечил пустыми порошками.

За долгоденствием устремились все — больные и здоровые. Предлагали большие деньги. «Вы будете сожалеть о своих деньгах, — отвечала им четвертая муза, — если не приобретете у моих сестер разума, добродетели и здравия». Тогда стали люди искать ее сестер, а их уже и след простыл.

С превеликой жадностью рвали люди увеселения.

И за шестой музой бросился народ, за честью. Случились драка и убийство. Подоспела стража и защитила музу. Улучив момент, муза незаметно вынула из ящика истинную честь и наполнила его пустыми титулами. Сие учинив, муза вскричала: «О люди, будьте скромны и ведайте, что истинная честь сама — к вам придет». Однако, не слушая ее, люди, оттолкнув стражу, снова бросились к ящику и сражались меж собою, не щадя жизни, за пустые титулы. Тогда муза покинула город.

У городских ворот она увидела лежащую без чувств свою сестру, которая несла деньги. Умирающая, придя в себя, рассказала: «Никогда не могла вообразить я, чтобы человеки столь безумны были. Представь тысячу волков, томимых голодом восемь дней. И вот между ними оказался человек, несущий ягненка на плече — так и я с моим денежным ящиком. Лишь только я в городские ворота вошла и сказала, что деньги несу и хочу давать их нуждающимся, вмиг меня тьма людей накрыла. Опустошив ящик, они сорвали с меня одежду, рыскали в карманах. Начали друг у друга отнимать, и кто больше денег захватил, тот больше увечий получил».