Воспоминания

Особые отношения у меня сложились с единственным сыном Рубинштейна от первого брака, Женей. Называл он меня «братик», что немного коробило. Человек грузный, вроде и неповоротливый, но чрезвычайно ловкий, не обремененный моральными рамками, он преодолевал свою «слоноподобную» инерцию и склонность к сибаритству, как только это касалось «прибылей», колесил по всему Советскому Союзу в поисках добычи, и это ему удавалось. Через ряд комбинаций, в том числе с «зарубежом», он зарабатывал немыслимые для коллекционеров того времени деньги: сбывал фальшивки авангарда, обменивал откровенные подделки всех времен и народов у почтенных коллекционеров на подлинные шедевры, втирался в доверие к музейщикам. Подозревая его в этих махинациях, я в течение нескольких лет по-дружески его консультировал, не всегда догадываясь о размахе. В некотором смысле это позволяло пополнять коллекцию. В 1980–1983 годах я без ложной скромности был наиболее активным среди легальных московских собирателей: решал быстро, платил щедро и в срок, чего мне это стоило, знала только Марина. Умел слушать старших и при этом не притворялся, а действительно был заинтересован в новых сведениях, новых связях, устной истории искусства, тогда более правдивой, чем в учебниках. Моя «состоятельность» привлекала шестидесятников – всегда мог выручить при безденежье. «Кинетистам», например, давал иногда заказы на оформление грампластинок. Кое-кто продавал недорого в мою коллекцию работы – я никогда не торговался с товарищами-художниками. Другое дело – с коллекционерами. Известность коллекции росла, Министерство культуры начало привлекать работы из нее на выставки в СССР и за рубеж.

Когда я выступаю со своими рассказами об истории коллекционирования в России, аукционной деятельности отечественной и зарубежной, послевоенных коллекционерах, о «шестидесятниках» и авангарде 20-х годов, собственном собирательстве, то кроме традиционно каверзных вопросов «А деньги где взял?», «А сколько бабушек надул?», «А где прячешь свои сокровища?» и т. д. часто задают и другие острые. Ошибался ли в своих покупках, сталкивался ли с криминалом, преследовали ли власти и иные.

Начну с последнего. Власти не преследовали. Только однажды, когда мы с женой купили сравнительно дорогой холодильник «Розенлев» для квартиры на Кутузовском, меня вызвали в ОБХС, да и то потому, что ушлые цеховики оформляли покупку своих холодильников на студентов – там уже шла разборка. Когда в доперестроечные еще годы мною в связи с намечавшимся процессом (1984 год) над сорока коллекционерами занялось МВД, то известный юрист Николай Никанорович Разумович, учивший многих из верхушки МВД и КГБ праву, одним звонком объяснил чинам милицейским, что их время будет потрачено попусту – я, главный художник фирмы «Мелодия», работал в разных издательствах, зарабатывал много, но официальные налоги с моих заработков в виде тринадцати процентов снимались механически. Не за что уцепиться. Всё. Отстали.

Теперь ошибался ли. Да, несколько раз, и делал глупости. Скажем, поначалу приобрел фальшивую работу художника Н. Крымова – в комиссионке подсунули. Правда, когда я стал там заметным постоянным покупателем, забрали назад и продали филиппинскому диктатору – оказывается, его жена любила русскую живопись. У одного из крупнейших московских коллекционеров получил в обмен большую красочную работу якобы Бориса Григорьева. Оказалась позднее Сигизмунда Видберга. Редчайшая. Продалась много дороже, чем «григорьевская», и под подлинным авторством. Упустил «Натюрморт» Антонины Софроновой (позднее он был продан на «Сотбис» за полмиллиона фунтов, в комиссионке в 1974 году стоил 300 рублей). Не смог купить в семье А. Л. Мясникова (он лечил Сталина, о чем вышла книга, есть два кардиологических центра имени Мясникова) огромный натюрморт Бориса Григорьева по глупейшему недоразумению. Сейчас висит в Третьяковке. Также упустил «Ужин» Н. Сапунова – чудо живописи и экспрессии, неправильную атрибуцию дал мой «учитель» Торсуев, мол, Сварог это. Тоже теперь в Третьяковке. Пожадничал и не купил редчайший натюрморт Я. Явленского. Уф-ф. Хватит.

Теперь о криминале. Конец восьмидесятых. Я главный эксперт Советского фонда культуры. Заведующий отделом частных коллекций зарубежных выставок и замдиректора Музея современного искусства (не состоялся). Разъезжаю по Европе до усталости, тошноты. Пристают почти в каждой стране: «Подпишите сертификат на подлинность». К автору близко не стояло. Отказываю, к тому же я еще и эксперт аукционов «Филлипс», «Сотбис», «Кристис». Первого из них – штатный. Нельзя терять репутацию, как бы ни соблазняли. Порой и намеки на грядущие неприятности от рэкетиров, бутлегеров, содержательниц публичных домов, просто «спортсменов».