Воспоминания

Внешне удачное существование в «Мелодии», полная независимость, интересная творческая работа, авторитет среди коллег-коллекционеров – и вдруг многое из этого осложнилось. В связи с делом министра внутренних дел Щелокова и МВД и КГБ в разной степени подверглись реорганизации, происходила замена сотрудников. Однажды у нас в подъезде пасторского дома, где располагалась художественная редакция, появились два вежливых гражданина, попросили меня пройти с ними в отдел кадров и так же вежливо предложили сменить работу в «Мелодии» на работу в «органах». В качестве эксперта-референта. Когда-то мне предлагали должность главного художника «Аэрофлота» с присвоением звания капитана. От этой чуши я отказался. Эти же «вежливые люди» знали обо мне многое, на что и намекали, но, видимо, как специалист-искусствовед я их устраивал. Скорее и как практик. От штатной работы у них, как и от любого сотрудничества, я так же вежливо отказался. Травля моих предков-казаков мне еще была неизвестна, но дед моей жены, священник в Винницкой области, был расстрелян, мать Марины, моя теща, жила без отца у тетки под чужой фамилией. Я уже давно читал антисоветскую литературу и сочинения Шестова, Бердяева, Ильина. Я не был антисоветчиком, но никогда не одобрял политику правящего режима, трижды отказывался вступить в партию и наказан за это не был. Три раза я и теперь отказался от работы в «силовых структурах». Через день после третьего отказа я был смещен с должности главного художника, переведен на ступень ниже, правда, с сохранением зарплаты – нашлись «белые пятна» в биографии, не отраженные в листке учета кадров. Вместо меня в ВСГ пришел бывший ответственный худред Игорь Печерский, человек незлобный, но не творческий, слабый художник и неумелый администратор. Мои инициативы были ограничены, набран штат неумех и приспособленцев. Постепенно стала меняться и манера оформления грамзаписей. Скучная фотореклама в цвете, убогие композиции, «заезженные» шрифты сменили выработанный мною за десятилетие стиль. Ранее нашим работам в «Мелодии» посвящались статьи в журналах «Декоративное искусство» и «Техническая эстетика», устраивались их выставки, писались рецензии. Сложившееся положение стало меня удручать, тем более что я уже был независим от гонораров, да и скрываться под чужой фамилией в выходных сведениях надоело. Кроме того, выложившись и просто устав от изобилия заказов, я понял, что как художник достиг потолка. Вскоре я решил кисточку в руки больше не брать. Что и соблюдаю по сию пору.

Так называемый застой не только не препятствовал моим заработкам, но не ограничивал творчески. За двадцать пять лет моей художественной деятельности я оформил десятки книг, полсотни журналов, свыше тысячи грампластинок. Участвовал в шестнадцати выставках Горкома графиков, международной выставке книги в 1970 году, двух (или трех?) молодежных выставках. Вместе с моим товарищем А. Григорьевым в персональной выставке в Обнинске. Парадокс, но первую рецензию на мою работу в «Мелодии» написал Сергей Михалков – не припомню такого случая у других.

Продолжались и мои публикации по искусству, более в жанре художественной критики. «Кабинетным» ученым я быть и не собирался, опыта преподавания хватило в Полиграфическом, а вот статьи по наследию русского авангарда и о шестидесятниках писал. Пока «в стол». Выходить они стали через пять лет, одна за другой.

Коллекция росла, со многими «старшими» я был в доверительных, порою дружеских отношениях, «младших» консультировал. В марте 1983 года в газете «Дейли телеграф» была оценена важность нашей коллекции, стоимость которой определили в пять миллионов фунтов стерлингов. Стоит вспомнить, что тогда английский «паунд» соответствовал 2,05 доллара США. Впрочем, забегаю вперед. Восемнадцать лет проработав в «Мелодии», я неизбежно должен был уйти в ту область, где мое собирательство преобразовалось в профессию, совместившую и художественную и искусствоведческую практику. Профессию до «перестройки» не существующую.

Перемена «перемен»

Перестройку я встретил уже сформировавшимся человеком. Мне было сорок, энергия била через край, сил предостаточно. В музейно-искусствоведческой среде меня знали, художники привечали, коллекционеры признавали. Средства были достаточные, семья обеспечена. Не хватало «главного» – той деятельности, которая бы приносила удовлетворение, и, как ни странно, при моей «боковой» отстраненности от советской идеологии, социалистического быта, возможность принести пользу стране, ее культуре, оставить свой след. В этом смысле я был и остаюсь «националистом-патриотом».