Воспоминания

Книги стихов стали выходить одна за другой, мне предложили вступить в Союз литераторов России, где числились Бродский, Мамлеев, Кедров и др., даже старший брат Чубайса. «Контора» оказалась никчемной, и хотя в сборниках «Словесность» регулярно печатались мои стихи и присваивались в дипломах звания «выдающийся деятель культуры», я ушел из этого заведения, хлопнув дверью в очередной раз, но выпустив до того четырехтомник «Избранного». Когда-то я так же прекратил сотрудничество с телестудиями, написав сценарии четырех фильмов, где стал не только автором, но и ведущим. Это были фильмы о «Бубновом валете», М. Ларионове и Н. Гончаровой, о С. Судейкине, а также И. Крамском. Вспоминаю, что задолго до этого вышел шестисерийный фильм «Авангард России» по моему же сценарию, первый подобного рода режиссера Федосеева, но он уже давно не показывается.

Марина, обеспокоенная моим состоянием, разбойным нападением на автомобиль, с целью обновляющих перемен и спокойствия решила сменить наше жилье на площади Победы, где она редко бывала, на более безопасное и комфортабельное. Так, с большими сложностями, частичной продажей работ из основной части коллекции, переделками и «перекройками» у нас появилось жилье в «Золотых ключах II» на углу Мосфильмовской и Минской улиц. «Новый Эрмитаж» заканчивался, совладельцы менялись ролями, Федотову он был уже не нужен. С новым «хозяином» я был знаком с момента основания предприятия, столковаться не только не мог, но и не хотел. Слова доброго о нем не скажу. Здание существует и по сю пору. Говорят, в его владении. Чем там он занимается, не знаю.

Вместе с моим уходом закончил существование и Клуб коллекционеров изобразительного искусства, мой второй клуб. Он давал опору московскому собирательству. Появившееся обилие новоявленных объединений, часто только на бумаге, фиктивных, ничего нового не прибавило, я же решил никогда более в подобного рода инициативах не участвовать по «выслуге лет». То, что сделано на Спиридоновке, а особенно в СФК-РФК, повторено быть не может и, как бы ни было замалчиваемо музеями, ждет своего исследователя.

Я зря надеялся на некоторое продолжение деятельности Клуба уже вне Спиридоновки. Взявшийся за это Э. Галеев скоро остыл и занимается своими персональными идеями. Я же основал свою личную галерею «ДВА» – она стала второй после Староконюшенного и переводилась по аббревиатуре моих инициалов. Совпало. Афишу к ней оформил старший сын Игорь.

Выйдя «на пенсию», я не ушел на покой. У коллекционеров, художников, поэтов этого не бывает. Дети были женаты и замужем. Марина занималась внуками. Иногда, если не было тяжелых ссор, мы путешествовали и по стране, и за рубежом. Это были лучшие дни совместной жизни, чаще рядом, иногда вместе.

Все это отражалось в лирике моих стихов. Книга за книгой. Сейчас их сорок. Я не владею компьютером, не рассылаю стихи в компьютерные средства связи. С одной стороны, сказывается консерватизм моих предков, особенно мамы. С другой – самоуверенность, что дорогу они к читателю «пробьют» и без посторонней помощи. Иногда меня просят почитать их в галереях, библиотеках, даже в музеях. Иду на это неохотно. Не сотрудничаю ни с какими периодическими изданиями.

Мои друзья-художники ценили более стихи, написанные о них, считая, что порой их поиски понятнее по моим стихам. К сожалению, все чаще они выходят посмертно. Все они старше меня на десять-двадцать лет. Уходят, как ушло и поколение друзей-коллекционеров – те были еще в два раза старше. Многим обязанный и тем и другим, я сохраняю память о них в книгах, статьях, выставках и стихах. Часто пишу и о художниках прошлого. Только что вышел томик в пятьдесят стихов только о художниках прошлого и настоящего, зарубежных и отечественных. Это стихи не только о своих предпочтениях, но познание их творчества новым способом, через метафору, слог, рифму, созвучие. Стихотворчество в какой-то момент возместило мне утраченное общение как с теми, кто ушел в «иные миры», так и с теми, с кем я безвозвратно, категорически расстался. Я уставал от этих приставал, эксплуатировавших мое «знаточество» в коллекционировании, от поверхностных болтунов, «прилипал». К сожалению, оказалось, что друзей почти и нет, самые близкие из них были Володя Немухин и Софья Эфраимовна Черняк. С ними можно было говорить о многом: об искусстве, литературе, музыке, обсуждать текущие события, негодовать по поводу бесцеремонности власть имущих, делиться личными невзгодами.