В 2015 году я выпустил пять стихотворных сборников, каждый, как обычно, по пятьдесят стихов. Среди них были и написанные в поездке от Амстердама до Стамбула. Череда стран, городов, впечатлений, исторических реминисценций. Это было третье из наших длительных морских путешествий. Следующее будет через год в Юго-Восточную Азию, и из него я привезу законченный цикл стихов, один из лучших своих сборников.
Конец 2014 года выдался неудачный. Торопясь и в себе, и во времени, несколько судорожно я приобрел не так уж нужные мне картины, тем набрав долгов, хотелось «держать форму», темп собирательства, что было явно не нужно и обременительно. Моя «малая галерея» все более превращалась в склад. Особенно после пожара на Кутузовском, где сгорела половина площади с потолком и крышей, погибло несколько работ «шестидесятников» на круглую сумму, все по вине уборщицы, воткнувшей штепсель при уходе в розетку от прибора открытого нагревания. Главную часть работ, а среди них были и Шагал, и Малевич, огонь не затронул – были в дальней комнате. Часть «выжила», пришлось реставрировать и их, и мебель, и все это было сложено уже в галерее. Благотворительные выставки прекратились, последняя оказалась посвященная Соне Черняк, моему верному товарищу и помощнику в течение последних двадцати лет, человеку удивительных знаний, встречавшейся с корифеями соцреализма, незаменимому сотруднику в галерее «Новый Эрмитаж» и секретарю Клуба коллекционеров при нем. Несмотря на то что выставки уже явно шли «с горы», становились все более камерными, иногда мелкими, на Сонину мы собрали работы и Шагала, и Фалька, «формалистов» тридцатых – шестидесятых годов, устроили банкет и чествование юбилярши. Соню, несмотря на занозистый характер и полное пренебрежение к общепринятым оценкам в искусстве, любили все коллекционеры.
Другой причиной моего странного «помутнения» было появление на недолгое время около меня двух персонажей. Они были похожи в паре на кота Базилио и лису Алису. Вкрадчивые и вероломные, они попытались навязать мне свои услуги разного характера, что ненадолго удалось. Это был какой-то морок, о котором я узнавал порой только по телевизору – так «охмуряли» неразумных бабушек и дедушек экстрасенсы, гадалки и риелторы, выцыганивая ценности. Материально я не слишком пострадал, но в жизнь мою «на время» они сумели так вползти, что даже были на семидесятилетии. Только в середине 2016 года я «пришел в себя» от наваждения, сломав на дачных работах два ребра. Затем была традиционная депрессия, покаяния, больница. Выйдя из нее, я дал себе зарок быть осторожнее в выборе знакомых, перестал курить и избавился от постоянной алкогольной зависимости не без усилий.
Понемногу, переходя от отчаяний к надеждам, стали и налаживаться мои отношения с близкими, прежде всего с Мариной. Совместные поездки за рубеж и по России, взросление внуков и внучек, которым она уделяла большую часть времени, отъезд Кати с семьей в Америку, чтобы там попытаться наладить жизнь после наших бесконечных «обвалов» мелкого бизнеса, да и мое сравнительно регулируемое поведение успокаивало обстановку, сглаживало шероховатости жизни. Ненадолго.
Стихи я писал постоянно, книги выходили почти «ежеквартально». Иногда меня просили прочитать лекции о коллекционировании в СССР в послевоенное время. В ГИММ им. А. С. Пушкина, Музее личных коллекций, в новом Музее отечественного импрессионизма, в частных галереях я рассказывал о коллекциях до– и послереволюционных, известных и забытых собраниях последних десятилетий XX века с показом слайдов, оставшихся от неопубликованного второго тома сборника «Коллекции СССР». Лекции эти и сообщения, выступления по телевидению шли в публикациях, конечно, были бесплатные. Я и до сих пор считаю это моей миссией, моим долгом.
Исходя из этого, в течение двух с половиной лет в журнале «Антиквариат и предметы искусства» были опубликованы мои очерки-эссе о наиболее ярких коллекционерах послевоенной эпохи. Затем вышла и книга с более чем двумястами иллюстрациями, двадцатью шестью биографиями. Выпущенная тиражом в 300 экземпляров, она стала библиографической редкостью в год издания.
Стихи, лекции, статьи, участие в семинарах, консультации не отодвинули в «загон» собирательство полностью. Иногда мне удавалось найти что-то ценное и для своей коллекции, пополнить и главную ее часть, «голуборозовскую». Между тем наезды в Лондон стали все реже, тяжелее для меня – восьмой десяток давал себя знать. Квартира ветшала, англичане все более стали меня раздражать попыткой вмешательства в российские дела, недоверие и небрежение к ним, периодически или постоянно живущим в Великобритании, росло. Мы решили продать лондонскую квартиру и свернуть всякие дела там. Помогал нам в этом Алеша, муж Кати, давно ставший нам третьим сыном; сделано это было быстро и грамотно, в целом крайне удачно и вовремя.