Воспоминания

Год, как я уже писал, был особенно нервным, но книжки стихов выходили постоянно. Еще в августе, находясь в Лондоне, я написал десять стихов, как бы прощаясь с городом, страной. Строки приходили порой во сне, среди ночи, я нервно вскакивал, записывал, чуть свет (а то и до) поднимался и начинал писать лихорадочно.

Почти ежедневно созванивался с Немухиным, что-то мне подсказывало, что будет это недолго. Так было и в Москве. Пушкарев – Кацалап – Матвеев. Немчиновка, редкие в нее наезды, Дача Рафалович, второй жены Малевича, дубовая роща, где он любил бывать. Правда, от обстановки в доме ничего не осталось, какие-то легендарные тумбочки. Жила там не близкая Малевичам родственница, гостеприимная, но мало знающая о самой семье. Душевно сидели, вспоминали Казимира Севериновича, дочь его Уну Казимировну, ездили на могилу на кладбище. Грустно. Несколько отвлекало и общение с «собассейниками» фитнес-клуба Геннадием, Альбертом и «адмиралом» (Виталием) – чисто мужская «дружная» компания немолодых людей, близких по возрасту. Происходило это все в «верхнем» бассейне на крыше клуба, на солнышке мы «чесали языки», травили анекдоты, покуривали и острословили. Иногда эти встречи проходили с «застольем» в моей галерее «ДВА», превращенной, правда, в склад после пожара на Кутузовском.

Отношения с Мариной оставались напряженными, с частыми перепадами на «хмуро – ясно». В середине сентября она, зная мою любовь к собакам, купила щенка бурятско-монгольского волкодава, рыжую веселую собачку мне в подарок. Назвали мы ее Фаби. Выросла она порядочной особью женского рода и сейчас является любимицей нашей, хотя достаточно грозной тварью. Не раз она выводила меня из стрессовых состояний, напоминая и нашу «кавказку» Злату, и рыжего сеттера моего отрочества, и недолго бывшую у нас на даче в Зеленоградской сбежавшую колли. К своему стыду признаюсь, что лошадей и собак я предпочитаю людям.

Начало ноября не предвещало ничего хорошего в общении с ними. С деньгами дело не ладилось, приходилось искать возможности что-то продать из коллекции. В этом смысле сыграло свою роль знакомство с бизнесменом и коллекционером по склонностям Тамазом Манашеровым. Он и его жена Ивета и в дальнейшем симпатизировали нашей семье, ценили коллекцию и мою общественную, да и «штатную» работу с коллекционерами и в СФК, и в «Новом Эрмитаже». Многие же «собиратели» нового поколения были крайне назойливыми и бесцеремонными. Часто я сожалел о том, что «принял на себя крест» заботы о коллекционерах – и организационные, и выставочные, и «фуршетно-вернисажные», как и частые бесплатные атрибуции. Конечно, только по хорошо знакомому материалу «Голубой розы» или Ларионову – Гончаровой.

Под конец года произошло обострение моего основного заболевания. Пришлось принять срочные меры. Врач Владимир Анатольевич принял немедленно, колдовал 2,5 часа, при том что давление поднялось до 240. На время, я надеялся – надолго, я был избавлен от зловещего недуга. Тем не менее частые головокружения, усталость, нервозность сохранялись до конца года. Бассейн только сглаживал. Моя БМВ Фаби помогала, ластилась на даче.

В середине ноября проходящего года выпал снег, первый за год. В Париже от рук террористов погибло 129 человек – сумасшедший мир. Я мотался на дачу по три раза в день, кормить щенка – от Москвы в Загорянку. На аукционах ни одной работы не продалось. Марина в гневе разорвала стихи девятнадцатой книги. В Лондоне на «Русской неделе», куда пришлось все-таки ехать, мой постоянный партнер Сережа все более наглел, жульничал, окруженный еще большими проходимцами Белостоцким и Кузнецовым. Чуть выправляли мое там настроение остановившиеся в эту поездку у меня Хайнц и Лариса. Стихов было написано множество, но тяжелые разговоры с Мариной о праздновании дня рождения закончились скандалом.

Это седьмое декабря я запомнил более других. Несмотря ни на что, первой с утра поздравила Марина, все-таки семьдесят, за ней – дети. Уныние меня одолевало донельзя, никто из родных на праздновании не был. Тем не менее справляли в ресторане Дома актера, собралось человек двадцать пять, не близких, почти чужих. Из старых знакомых были Юра Трусевич, Гладков, Ревякин, Алшибая. Всем было весело кроме юбиляра с «Боржоми». Добро хоть подготовили программу развлечений. Был «тапер», чтец, точнее дама, профессионал-скрипач и, зная мои чудачества, актриса в образе Мэрилин Монро, отдаленно похожая, с «мушками» и блондинистыми повадками. Вино текло рекой, закуски-заедки не переводились. Именинник сидел мрачноватый, трезвый до «стеклышка», скучно «на бис» читал свои стихи. Оставшееся от пира грузили на две машины. Пресыщение было полным. С тех пор я более никогда не хочу справлять дни своего рождения в «расширенной» компании. Не справляю и в узкой.