«Бог шельму метит», и на следующий день после многочисленных (неожиданных) и телефонных и устных поздравлений, завозов подарков «от друзей» я попал в аварию при поездке на дачу, куда еле добрался. Машина попала в длительный ремонт. Все негодование я вылил на Марину, заявив о расторжении церковного брака. Взамен получил раскладной кожаный диван в «Золотые ключи», на котором сплю и по сей день. В первую ночь моего водружения на него получил SMS ровно в ноль часов о том, кто мне закроет глаза. Правда, не ясно, в какой день. Не ясно и до сих пор.
Конец года сопровождался неудержимым падением рубля – семьдесят один за доллар, восемьдесят один за евро (еще в мае соответственно пятьдесят и пятьдесят семь). Продаж «мелочи» из собрания и не предвиделось, приходилось занимать деньги – все это не способствовало благополучию. К Новому году опять обострились признаки депрессии. Новый год встречали у Кости, первого января были на даче, Фаби жалась на морозе с сосульками в бороде, пустили греться домой. В восемь утра первого января я написал стих о годах репрессий и Волынской даче. Новогодняя речь Путина была короткой и нерадостной. Украина второго января праздновала день рождения Бандеры. Выкатило холодное морозное солнце. Немухин лежал в больнице. Первые дни читал книгу о Мариенгофе, затем о «тройке» отвергнутых поэтов: Корнилове, Васильеве, Луговском. Я же готовил к изданию двадцатую книгу, ныть было нечего. Когда-то в Союзе литераторов, когда на очередной встрече я читал «вкруговую» стих из тринадцатой книги, кто-то зло и завистливо «подковырнул», мол, так и до двадцатой дойдете. Сейчас, когда я пишу этот текст, их уже тридцать девять, а как я говорил, из Союза литераторов России я ушел без сожаления.
Есть годы, которые остаются в памяти «календарно», день за днем, месяц за месяцем. Есть – событийно, но смазанно, как малонужная хроника. Год 2016 состоял из таких. Круговерть общения с антикварами, галерейщиками, спекулянтами раздражала и раньше. Мало того что в большинстве случаев они были нечестны и изворотливы – таково требование «рода занятий», условия спекуляции, настоящим бизнесом здесь и не пахнет, – но даже свое дело, предмет торговли и способ его реализации они знали плохо, обманывались сами и обманывали других. Редкое поголовное невежество. Избегал я и поездок в Лондон. Там осталась единственная «серьезная» из моей коллекции работа Экстер, которую пытался «замотать» мой партнер. Я же рассчитывал на эти деньги.
После починки из-за аварии машины стало легче ездить на дачу, ухаживать за Фаби, но в начале февраля проходившая по Ярославке мимо меня «кара» повредила правую сторону машины. Повторный ремонт обошелся недешево; страховки, как в первом случае, теперь я не получил. А дела снова звали в Лондон, где пришлось пробыть девять дней. Из ярких впечатлений осталась выставка в Королевской Академии «Импрессионизм» с включением и немецкого, и бельгийского, и иных «провинциальных» вариантов, а также отчасти авангарда до Кандинского и Клее включительно. В Институте Курто была великолепная выставка рисунков Боттичелли к «Божественной комедии» Данте, в Тейт Бритиш – Тернера, в Национальной галерее – работы Делакруа в сравнении с похожими сюжетами у Э. Мане, Фантен-Латура, К. Моне, Сезанна, Ван Гога и Вюйара – словом, пиршество глаза. Лондон приходилось «отдирать с кожей», так он врос в меня.
По возвращении домой девятнадцатого марта на даче пошел густой снегопад. На следующий день мы были в Стамбуле и, пересев на самолет, через одиннадцать часов уже в Сингапуре. Ночь прошла в отеле «Марина Бей сэндс», в нем Марина забыла кошелек с деньгами и кредитными карточками. Не возвратили. Было настолько влажно, что полночи я провел в ванной. А зря. Над отелем на 57-м этаже как бы парил бассейн в виде гигантской подводной лодки с немыслимыми удобствами. В нем утром мы и купались. Далее ждал океанский лайнер «Сапфир Принцесс» длиной 290 метров, высотой в восемнадцать этажей, командой 1238 человек плюс 2670 пассажиров, уж и не такое чудо после отеля. Чудом было желание Марины, преодолев все накопившееся негодование, попробовать еще раз наладить нашу совместную жизнь.
За двадцать один день мы были в шести странах, из них дважды в Китае; морские пароходы (без захода в порт) радовали разнообразием развлечений, вкусной еды, бассейнами, редкими посещениями музыкальных салонов и неимоверно экзотическими, до тошноты, «перееданиями» морскими видами ранним утром, яркими днями, закатным вечером. Писал легко, только за полтора дня восемь стихотворений, сложилась книга в конце поездки, крайне удачная по разнообразию, может быть, наиболее цельная после цикла «Киото Гарден». Жили мы дружно, тесно, но не надоедая друг другу, как когда-то, но без моих «фокусов». Путешествие закончилось в Пекине, и привезли мы из него новую радость и новую книгу в пятьдесят стихов.