Воспоминания Горация

Примерно в девятом дневном часу, то есть около трех часов пополудни, этот отряд повстречался с другим, наполовину менее многочисленным, предводитель которого, остановившись в ста шагах от дороги, возле небольшого святилища Доброй Богини, беседовал с декурионами Ариции.

Оскорбления, которыми обменялись рабы из обоих отрядов, привели вначале к ссоре, а затем к драке.

Стук, производимый на мощеной дороге колесами его повозки, помешал Аннию Милону услышать поднявшийся шум, так что он продолжал путь, не тревожась, а точнее говоря, не подозревая о том, что происходило позади него.

Однако совсем иначе обстояло дело со всадником, беседовавшим справа от дороги с арицийскими декурионами; он повернулся на шум и увидел завязавшийся бой, в котором его отряду, вдвое менее сильному, чем другой, предстояло, естественно, вот-вот потерпеть поражение.

Видя, что его свита сражается с рабами и гладиаторами, он подумал, что ему будет достаточно появиться там, чтобы навести порядок, ибо люди такого сорта редко оказывали сопротивление патрициям.

Так что он пустил лошадь вскачь и, сопровождаемый двумя своими друзьями и подростком лет пятнадцати или шестнадцати, ринулся в сторону схватки.

Но не успел он доехать до нее, как его уже узнали, и в отряде Милона стало раздаваться имя Клодия.

Этот отряд подстерегал его на Марсовом поле и разыскивал его на улицах Рима. На протяжении целой недели эти люди слышали, как Линий Милон, их предводитель, повторял каждое утро:

— Если встретитесь с Клодием, никакой пощады!

И вот они встретились с Клодием.

И потому, когда Клодий поднял хлыст, намереваясь ударить одного из нападающих, тот, вместо того чтобы податься назад, как поступил бы в любых других обстоятельствах, на удар хлыстом ответил ударом копья, пронзив Клодию плечо.

Тяжело раненный, Клодий свалился бы с лошади, если бы его не подхватил один из его друзей.

И сами напуганные тем, что они совершили, рабы пустили своих лошадей в галоп и догнали основную часть отряда Милона.

Сопровождавшими Клодия всадниками были Кассиний Схола, во время рассмотрения дела о кощунстве в доме Цезаря утверждавший, что Клодий находился тогда в ста лигах от Рима, и два плебея — Помпоний и его племянник.

Втроем, все время поддерживая раненого, они сопроводили его до харчевни, которую некий Колоний держал на Аппиевой дороге.

Возможно, Клодий не умер бы от полученного ранения и те заботы, какими окружили его друзья, один из которых тотчас же отправился за врачом, оказали бы свое благотворное действие, как вдруг один из трактирных слуг пришел сказать им, что он заметил конный отряд, с явно враждебными намерениями движущийся к харчевне.

Друзья Клодия испугались и сбежали; хозяин харчевни спрятал раненого в какое-то помещение вроде пекарни и навалил перед дверью вязанки хвороста.

В эту минуту всадники ворвались в харчевню.

Вот что произошло перед этим.

Какой-то раб, посмелее остальных, подошел к повозке Анния Милона и сказал ему:

— Хозяин, мы тут столкнулись с Клодием; он затеял с нами ссору, за ней последовала драка, и в ходе схватки его ранили копьем, пронзившим ему плечо.

— Он мертв? — живо спросил Милон.

— Нет, но тяжело ранен; его унесли друзья.

— Если он так ранен, как ты говоришь, — промолвил Милон, — то прикончить его означает оказать ему услугу.

И, обращаясь к старшему над рабами, произнес:

— Ступай, Фустиний! При нынешнем положении дел опаснее оставить его в живых, нежели убить.

Фустиний не заставил повторять сказанное и, видя, что Клодия отнесли в харчевню Колония, взял с собой три десятка рабов, а также Евдама и Биррию, вполне стоивших десятка бойцов, и со всей поспешностью бросился выполнять приказ хозяина.

Именно этот отряд, увиденный вдалеке трактирным слугой, обратил в бегство трех друзей Клодия и его свиту.

Полумертвый Клодий, обнаруженный в пекарне, где его спрятал Колоний, был добит Фустинием; затем его исколотый труп выволокли на Аппиевую дорогу и там бросили.

Что же касается Милона, то он продолжил свой путь, как если бы то, что произошло, было всего лишь рядовым событием.

Все это происходило около одиннадцатого дневного часа, когда стало смеркаться; труп положили на дорогу ничком, надеясь, несомненно, что в темноте его переедет какая-нибудь телега.

Но случилось иначе; первым, кто после этого убийства проехал по Аппиевой дороге, был сенатор Секст Тедий, в дорожных носилках возвращавшийся из деревни в Рим. При виде мертвого тела носильщики остановились и сообщили хозяину о том, что произошло.

Он спустился с дорожных носилок и при свете угасающего дня узнал Клодия.

Клодий не только испустил последний вздох, но и потерял такое количество крови, что тело его уже остыло.

Вступив в город через Капенские ворота, Секст Тедий заявил о своей находке привратной страже, так что слух о том, что Клодий убит, тотчас же распространился по городу.

Вся римская чернь испустила единый оглушительный вопль, и, когда дорожные носилки прибыли к Палатинскому холму, то есть к дому Клодия, за ними следовало более двух тысяч человек.