Воспоминания Горация

Услышав шум, исходивший от этой толпы, Фульвия выбежала на порог ровно в тот момент, когда носилки остановились перед ее дверью.

Клодий женился на ней, дочери вольноотпущенника, по любви; это и впрямь была статная женщина с красивыми зубами, живыми глазами и великолепными волосами.

Она отказывалась верить в роковое известие, и, чтобы поверить в случившееся, ей понадобилось увидеть лежавший на носилках труп, который был весь покрыт ранами.

И тогда, проявив чисто мужскую силу, она подняла мертвое тело и на руках отнесла его в атриум.

Затем, когда его поместили на ложе, она, вся испачканная кровью после соприкосновения с телом убитого, появилась на пороге, крича:

— Идите, честные люди, идите все смотреть на дело рук Цицерона и Милона!

Поскольку мы жили по соседству с домом Клодия, нам первым стало об этом известно. И тогда отец, взяв меня за руку, сказал мне:

— Идем, Квинт, идем посмотрим на труп человека, который в течение двух лет предавал Рим огню и мечу. Бедный Рим, теперь, когда этот человек мертв, дни твои потекут спокойно и ты не будешь больше просыпаться, вздрагивая, посреди ночи!

Однако на улице открыто высказывать подобные взгляды было бы опасно, и потому, выйдя из дома, мы молча двинулись по Новой дороге к храму Победы, дошли до улицы, которой этот храм дал свое имя, затем спустились вниз между домами Скавра и Кальвина и оказались прямо на Триумфальной дороге, в сторону которой был обращен портик дома Клодия, своими садами соприкасавшегося с домом жреца Юпитера.

Лишь сады и стена отделяли его от дома Цицерона, заново построенного на месте храма Свободы.

Мы не знали бы, где находится дом покойника, если бы не толпа, которая привела нас туда, увлекая вслед за собой.

По мере того как мы приближались к этому дому, шум становился все сильнее, а людское скопище все плотнее.

Отец испугался, как бы меня не задушили в этой толпе, так что мы пересекли Триумфальную дорогу, двинулись по улице, которая ведет к Целию, пролегая между Старыми куриями, и достигли портика Мясного рынка; оттуда, находясь над вестибюлем дома Клодия, мы могли видеть все, что там происходило.

Труп, полностью обнаженный, за исключением ног, оставшихся обутыми, покоился на ложе, покрытом пурпурной тканью, багровый цвет которой подчеркивал бледность мертвого тела.

Фульвия, чьи вопли, а порой и слова мы слышали, указывала на раны мертвеца, потрясала его окровавленными одеждами и призывала народ к отмщению.

Время от времени, прекращая на мгновение рвать на себе волосы, ломать руки и кричать: «Клодий! Милый Клодий!», она прижималась губами к ледяным губам мертвеца.

Впечатление, которое произвело на меня это зрелище, было глубоким, но не таким, какого ожидал отец; я видел лишь труп и плачущую над ним женщину, и мое детское сердце сочувствовало тому, что было у меня перед глазами, а не тому, о чем мне рассказывали.

Чтобы вернуться к себе домой, нам пришлось сделать большой крюк. Мы миновали храм Минервы Капты, по Священной дороге дошли до дома Помпея, находившегося напротив храма Супружеского согласия, и снова оказались на Новой дороге. На другой день нам стало известно, что во время вчерашней давки, и это при том, что Триумфальная дорога достаточно широкая, несколько человек задохнулись в толпе.

На рассвете нас разбудил страшный шум. Мы поднялись на террасу дома и увидели, что на Форум хлынула толпа, ведомая народными трибунами Мунацием Планком и Помпеем Руфом; шесть человек, держа в руках лавровые ветви, несли на носилках труп Клодия. Это были друзья убитого, подстрекавшие народ против Анния Милона, который, как это стало известно от обратившихся в бегство рабов, а также от Кассиния Схолы, Помпония и его племянника, являлся убийцей Клодия.

Фульвия, с растрепанными волосами и в разорванном одеянии, шла подле погребальных носилок своего мужа.

Мертвое тело положили на ростры,[32] и, хотя едва рассвело, Форум был запружен ремесленниками, мастеровыми, простолюдинами и рабами, державшими в руках дубины и вопившими: «Смерть Аннию Милону!»

Но вскоре, побуждаемый писцом Секстом Клодием, народ перенес тело в Гостилиеву курию, которая была названа так по имени Тулла Гостилия, построившего ее, и на месте которой высится теперь Юлиева курия. Поскольку в Гостилиевой курии часто заседал сенат, она была обставлена большим количеством скамей и столов. Пустив в ход эти скамьи и столы, народ соорудил на скорую руку огромный костер, положил на него труп Клодия и разжег огонь, используя тетради переписчиков книг, чьи лавки примыкали к курии.

В одно мгновение к небу взметнулось огромное пламя, перекинувшееся на курию, которая вспыхнула огнем и, делая погребение достойным покойника, обрушилась на костер.