Воспоминания Горация

«До чего же скверное и презренное у меня ремесло. Ну да ладно, вместилище гнева огрубело».

Так вот, на эту великолепную часть света, выскользнувшую, как было сказано, из рук Габиния, зарился Красс.

Все складывалось превосходно. Поскольку Цезарь находился на одном краю земли, Помпей, единоличный консул, не прочь был отправить Красса на другой ее край.

А тем временем он поглядит, нет ли у него возможности учредить диктатуру, а то и царскую власть.

Какое ему дело до того, что Красс погибнет в Сирии; напротив, одним соперником будет меньше.

Возможно, Цезарь последует его примеру в Галлии, ведь такое едва не произошло с ним у берегов Британии, когда в качестве развлечения он вознамерился ловить жемчуг для Сервилии.

Так что Помпей никоим образом не воспротивился объявлению войны против парфян.

Красс прыгал от радости; однако он сознавал, что эта война таит в себе опасности.

И потому он попросил Цезаря прислать ему обратно его сына Публия Красса, служившего под начальством завоевателя Галлии.

Цезарь не только прислал Крассу его сына, но и отправил вместе с ним тысячу конников и отряд галлов из своей личной гвардии.

Эти галлы, по словам Цезаря, были лучшими солдатами на свете после римлян, а возможно даже, добавлял он, превосходили их.

Цезарь, вероятно, тоже был не прочь, чтобы Красс отправился куда-нибудь погибать.

Однако для Красса речь прежде всего шла о том, чтобы выехать из Рима, а выехать из Рима ему было не так уж просто.

Дорогу ему перегородил не десяток кредиторов, требующих уплаты долга, как это было в случае с Цезарем, а весь народ.

Катон, оракул этого народа, во всеуслышание осуждал войну с Парфией.

— С какой стати, — говорил он, — Рим должен искать ссоры с людьми, которые ни в чем не вредят ему и с которыми он связан договором, добросовестно исполняемым ими?

Со своей стороны, Аттей, народный трибун, заявил, что он не позволит Крассу выехать из Рима.

Красс испугался; он учуял мятеж, в ходе которого его дом мог быть ограблен. Такова была обычно развязка всех мятежей, а ввел ее в моду Клодий.

Красс отправился к Помпею и обратился к нему с просьбой проводить его за пределы города. Помпей, ничего так не желавший, как увидеть его за пределами Рима, дал ему обещание явиться за ним в назначенный день.

И он сдержал слово. Красс вышел из своего дома, находившегося на улице Марсова форума, и, подойдя к Священной дороге, застал там народ, сбившийся в такую плотную толпу, что пробиться сквозь нее было почти невозможно.

Тем не менее Красс все же добрался до Триумфальной дороги, ибо он должен был выйти из города через Капенские ворота; затем ему предстояло проследовать по Аппиевой дороге и погрузиться на судно в Брундизии.

Народ собрался там, чтобы преградить Крассу путь, осыпать его оскорблениями и даже учинить над ним насилие. Однако Помпей, шедший впереди Красса, своим строгим и спокойным голосом обратился к недовольным, призывая их разойтись.

И, хотя и не разойдясь, они все же расступились, пропуская Помпея, а вслед за ним и Красса.

Однако в начале Триумфальной дороги Красс увидел трибуна Аттея, стоявшего у него на пути.

Аттей сделал пару шагов навстречу Крассу, от имени народа приказывая ему отложить поход и от имени народа возражая против этой войны.

Но, находясь рядом с Помпеем, Красс решил, что ему нечего опасаться и продолжил свой путь.

Аттей дал ликтору приказ задержать его.

И власть трибунов была столь велика, что ликтор положил руку на плечо наместника провинции, запретив ему сделать хотя бы еще один шаг.

Крассу пришлось остановиться.

Но сбежались другие трибуны, которые, видя, что Красса оберегает и сопровождает Помпей, осудили поведение своего коллеги и позволили Крассу продолжить путь.

Тогда Аттей бросился вперед, добежал до Капенских ворот, поставил там треножник, полный пылающих углей, а когда Красс приблизился, воскурил благовония и, совершая жертвенные возлияния, обрек его подземным богам.

То была страшная, крайняя мера, и потому это событие произвело глубокое впечатление в Риме.

Не было ни одного примера, чтобы человек, обреченный подземным богам, не умирал в течение трех лет после подобных заклинаний.

Правда, умирая, он почти всегда уводил с собой в могилу неосторожного подстрекателя, призвавшего на помощь себе ужасные адские божества.

Впрочем, Аттей обрек подземным богам не только Красса и самого себя, но и армию.

Он обрек им даже город — священный город Рим!

Этому проклятию предстояло принести плоды. Тридцать тысяч римлян остались лежать на поле битвы при Каррах, а голова Красса и голова его сына все еще служат трофеями в руках преемников царя Орода.

X