Затем, подойдя к храму Кастора и Поллукса, на верхней ступени лестницы которого сидят Метелл с Цезарем, он, обращаясь к ним, кричит:
— Эй, вы, наглые и одновременно трусливые! Вы, кто против человека без лат и оружия собрали столько вооруженных людей в доспехах! Ну-ка подвиньтесь!
И, как и раньше прокладывая себе дорогу, он поднимается по ступеням один, поскольку лишь ему одному позволили пройти, и садится между Метеллом и Цезарем.
Несомненно, Цезарь и Метелл уже намеревались подать своим гладиаторам и рабам сигнал убрать Катона куда-нибудь подальше, однако со всех сторон послышались возгласы:
— Молодец, Катон! Держись, Катон! Мы здесь, держись!
Цезарь и Метелл подают секретарю знак зачитать текст закона.
Секретарь поднимается и начинает чтение.
Но стоит ему прочесть первую строку, как Катон выхватывает текст закона у него из рук; Метелл, в свой черед, выхватывает его из рук Катона; Катон, с удесятеренным упорством, выхватывает его из рук Метелла и на этот раз разрывает.
Метелл, написавший закон, знал его наизусть; он принимается по памяти оглашать его народу, однако Минуций Терм, которого разлучили с Катоном, в итоге сумел пробраться на верхнюю ступень лестницы и подкрался к Метеллу с тыла.
Он зажимает ему рот ладонью и не дает говорить.
Цезарь кричит о насилии; рабы поднимают дубины, гладиаторы обнажают мечи.
Цезарь и Метелл отбегают назад, оставляя Катона одного среди рабов и гладиаторов.
Однако Мурена, последовавший за Минуцием Термом, бросается к Катону, накрывает его своей тогой, хватает в охапку и, несмотря на его сопротивление, тащит внутрь храма.
Избавившись от Катона, Метелл и Цезарь пытаются провести свой закон.
Но стоит Метеллу произнести первые слова, как его прерывают крики, которые никак не удается унять:
— Долой Метелла! Долой трибуна!
Это друзья Катона снова собираются и идут в наступление.
В эту минуту Катон, разъяренный и едва переводящий дух, вырывается из рук Мурены, выходит из храма и снова занимает место между Цезарем и Метеллом.
Одновременно на глазах у всех сенат в полном составе спускается с Капитолия и идет на помощь Катону.
Видя это, Цезарь понимает, что ничего сделать не удастся, и исчезает.
Метелл поступает так же, покидает Рим и отправляется в Азию, чтобы присоединиться к Помпею.
Сенат предлагает предать Метелла бесчестью.
Лишь один человек выступает против, и это Катон.
— Нет, — говорит он, — вы не нанесете подобного оскорбления столь выдающемуся гражданину!
И Метелл, благодаря Катону, не был предан бесчестью.
Ну и разве можно любить такого человека, как Катон, который все делает не так, как другие люди, а наизворот?
XIV
Впрочем, следует сказать, что все возраставшая слава Цезаря беспокоила Катона вполне обоснованно.
Не вызывало сомнений, что взгляд Цезаря, находившегося в глубине Галлии, был неизменно обращен в сторону Италии.
Цезарь обладал огромным достоинством, редким для честолюбцев: он умел ждать.
Он дождался того момента, когда все устали от Цицерона; он дождался того момента, когда все устали от Клодия; он ждал того момента, когда все устанут от Помпея.
Для Цезаря настал тот период удачи, когда все, что принимает плохой оборот для тех, чья политическая роль заканчивается, благоприятствует тем, чья политическая роль лишь начинается.
Мы видели, как Красс был наказан за нападение на парфян, с которыми Рим пребывал в мире.
Между тем на другом краю света обитал народ не менее грозный, чем парфяне, тот, что позднее обошелся с Варом и легионами Империи точно так же, как парфяне обошлись с Крассом и легионами Республики: речь идет о германцах.
Так вот, через какое-то время после того как в Риме распространилась весть о гибели Красса, до города докатился слух, что Цезарь напал на германцев, с которыми был заключен мир, подобно тому как Красс напал на парфян. Однако Красс потерпел поражение от парфян и оставил на поле боя тридцать тысяч своих воинов, тогда как Цезарь одолел германцев и в ходе нескольких сражений перебил у них триста тысяч человек.
При известии об этой победе, которая на чаше весов перетягивала поражение Красса, народ шумно возликовал и потребовал устроить благодарственное жертвоприношение богам.