Нетрудно понять, какой шум вызвало это бегство народных трибунов. Еще на рассвете нас разбудили громкие крики; Форум был запружен людьми, требовавшими возвращения трибунов.
Сенат послал вдогонку за ними легковооруженных конников, но тем не удалось догнать беглецов, а возможно даже, что они сговорились не догонять их.
Все, кто только и имел, что меч и латы, горой стояли за Цезаря. За Помпея, а точнее, за самих себя, стояли всадники и знать.
Цезарь находился в Равенне; во всяком случае, последние письма, которые Антоний получил от него, были помечены этим городом.
Так что беглецы направились в Равенну.
Еще издали, едва заметив солдат, они стали кричать:
— Солдаты, известите вашего полководца! Мы народные трибуны, изгнанные из Рима сенатом. В Риме царит полный беспорядок. Трибуны не имеют более свободы говорить. Нас изгнали, потому что мы стоим за справедливость, и вот мы здесь.
Солдаты бросились к Цезарю, крича: «Народные трибуны!» Цезарь не понимал, что означают эти крики. Когда все объяснилось, он не мог поверить в подобную удачу. И в самом деле, это было невероятное везение.
На его стороне уже была сила, теперь трибуны принесли ему законность.
И потому он с распростертыми объятиями принял троих беглецов и тотчас же поручил им командование войсками.
Уже давно сенат и консул потчевали Цезаря оскорблениями. Как выразился Помпей, Цезаря хотели довести до крайности.
Консулы Марцелл и Лентул, избранные в 705 году от основания Рима, без всякого повода отняли права гражданства у жителей Нового Кома — колонии, незадолго перед тем основанной Цезарем в Галлии.
За полгода до того они приказали высечь розгами одного из членов тамошнего совета, и, когда тот потребовал, чтобы ему объяснили причину подобного оскорбления, Марцелл ответил, что причина заключается в его воле, и если тот чем-нибудь недоволен, то пусть идет жаловаться Цезарю.
Успех зависел теперь от быстроты действий. Нужно было лишь не терять ни минуты.
У Цезаря было с собой только пять тысяч пехотинцев и триста конников, но в Риме у него было двадцать тысяч солдат, которым он дал отпуск и среди которых был тот самый центурион, что так решительно хлопнул по рукояти своего меча.
Кроме того, Цезарь мог рассчитывать на те два легиона, которые он вернул Помпею и в которых каждый солдат, уходя, получил от него по сто пятьдесят драхм.
Однако более всего он полагался на свою удачу, которая все возрастала, в то время как удача Помпея клонилась к закату.
Войска Цезаря должны выступить в поход в тот же день и первым делом захватить город Аримин.
Однако захватить его надо врасплох. Солдатам и центурионам приказано взять город, вооружившись лишь мечами.
Впрочем, Цезарь ничего не меняет в своем образе жизни. Втайне он поручает командование армией Гортензию, проводит день в своих обычных занятиях, наблюдает за сражением гладиаторов, а незадолго до наступления ночи принимает ванну; после ванны он входит в обеденный зал и остается там некоторое время со своими сотрапезниками, приглашенными на ужин; примерно через час он встает из-за стола, призывает гостей вволю угощаться, обещает им скоро вернуться, выходит наружу, садится в наемную повозку, которую ему держат наготове, едет по проселочной дороге, сбивается с пути, блуждает всю ночь, к рассвету находит нужную дорогу, добирается, наконец, до своих солдат и центурионов, которым была назначена встреча в условленном месте, поворачивает в сторону Аримина и оказывается перед Рубиконом.
Рубикон, столь знаменитый сегодня, это всего лишь маленькая речка, тонкая струйка воды, отделяющая Цизальпинскую Галлию от Италии, чужую территорию от римской территории.
Кое-где вдоль ее берега стоят столбы с запретительной надписью:
Любой, кто нарушал этот запрет, становился мятежником.