Тит Помпоний являет собой пример человека, прельщенного Афинами. Всадник, родившийся в Риме в 643 году от его основания, удалился из родного города, чтобы, насколько это было возможно, не принимать участия в войнах между Марием и Суллой ни на той, ни на другой стороне. Попав в Афины, он полностью отдался учебным занятиям, и ему удалось научиться говорить по-гречески так чисто, что в конечном счете все забыли оба его имени и стали его называть Аттиком.
Это ему большей частью адресованы письма Цицерона, служащие образцом стиля.
Цицерон тоже обожал Афины, и если случится так, что в моем топографическом описании города я не полностью сойдусь во мнениях с прославленным оратором, то с моей стороны последует объяснение, в чем причина несходства наших точек зрения.
Цицерон приехал в Афины в возрасте двадцати восьми лет, и как раз здесь имели место его первые опыты в ораторском искусстве. Здесь он встретил Аттика и познакомился с Антиохом, самым знаменитым философом старой академической школы; здесь он видел Федра и Зенона, но только не главу стоиков, а ученика Эпикура; здесь он слышал знаменитого оратора Деметрия Сирийского и здесь, наконец, несмотря на свое звание римского гражданина, был, благодаря послаблениям в правилах, посвящен в Элевсинские таинства.
В 702 году от основания Рима, то есть за четыре года до моей поездки, о которой я теперь рассказываю, он побывал здесь проездом, направляясь в Киликию в качестве наместника; он поселился у философа Ариста, самого знаменитого преподавателя Академии, и добился от Муммия — внучатого племянника того, кто разрушил Коринф, — находившегося в то время в ссылке из-за подкупа избирателей, согласия на отказ от подарка, который сделал ему ареопаг, отдав в его пользование земельный участок, где еще и сегодня можно увидеть руины дома Эпикура.
На обратном пути из Киликии, то есть в 703 году от основания Рим, он вновь заехал в Афины и предложил построить на свои собственные средства портик в храме Цереры в Элевсине, задавшись при этом целью возвести еще один портик для украшения Академии. Наконец, по возвращении в Рим он послал в Афины сына, чтобы тот завершил там свое образование, и дал ему в сопровождающие двух вольноотпущенников. К моменту моего приезда сын Цицерона находился в Афинах уже около месяца и жил там на широкую ногу, не стесняясь расходами, как это подобает молодому человеку, который тратит от семидесяти до восьмидесяти тысяч сестерциев в год.
Не имея и четверти такой суммы, я считал себя очень богатым и даже чересчур богатым, вспоминая, какую малую толику денег отец оставил для собственных нужд.
На другой день после своего приезда я отправился с визитом к философу Кратиппу, лекции которого предполагал посещать.
Это был еще довольно молодой человек, спокойный, приветливый и любезный, владевший красивым загородным домом на берегах Кефиса, где он имел удовольствие принимать своих друзей и даже учеников.
Я застал у него Валерия Мессалу и сына Цицерона. Не обращая никакого внимания на скромность моего происхождения, они увидели во мне соотечественника и превосходно меня встретили.
В то время главными философскими школами в Афинах были школы стоиков, платоников, скептиков, пифагорейцев и эпикурейцев.
Стоики говорили: