Воспоминания, записанные Оскаром фон Риземаном

Но вернемся к моим сочинениям, о которых я рассказывал. Романсы ор. 21 были написаны по специальному поводу. Я нуждался в большой сумме денег и решил написать двенадцать романсов, которые Гутхейль купил у меня с огромным или притворным удовольствием. Три тысячи рублей, которые он заплатил, понадобились мне на медовый месяц весной 1902 года».

Свадьба Рахманинова и Натальи Сатиной состоялась в Москве 29 апреля 1902 года, они венчались в военной часовне одного из отдаленных московских пригородов. Шаферами стали Александр Зилоти и Анатолий Брандуков.

Через Вену и Италию молодая пара направилась в Байройт на вагнеровский фестиваль. Музыкальные драмы Вагнера, из которых в России были известны только «Лоэнгрин» и «Тангейзер», произвели глубокое впечатление на Рахманинова, который с тех пор величайшим достижением музыкального искусства считал «Мейстерзингеров» и в течение многих лет не расставался с карманной партитурой этого произведения.

Вернувшись в Россию, молодые провели остаток лета в Ивановке, в Тамбовской губернии. Осенью они переехали в Москву, где сняли квартиру в доме, принадлежавшем московской женской гимназии, по соседству со Страстным монастырем. Рахманиновы жили здесь вплоть до своего отъезда из России[65].

Глава седьмая. Растущая слава композитора и дирижера. 1902—1906

Рост славы Рахманинова-композитора в Москве. – Концертная деятельность. – Концерт в Вене. – Новый генеральный директор Императорских театров в Москве. – Рахманинов – первый дирижер московского Большого театра. – Неделя Чайковского. – Революция 1905 года. – «Пан воевода» Римского-Корсакова и начало более тесной дружбы с композиторами Санкт-Петербурга. – Две оперы Рахманинова: «Скупой рыцарь» и «Франческа да Римини». – Решение оставить Москву с тем, чтобы на время избежать обессиливающей музыкальной деятельности.

В течение первых десяти лет XX века слава Рахманинова-композитора росла в Москве не по дням, а по часам и увеличивалась с каждым новым произведением. Он наслаждался беспримерной популярностью, сопровождаемой поклонением, распространявшимся на все слои общества белокаменной Москвы. Хотя в Санкт-Петербурге к Рахманинову относились куда более сочувственно, чем к другим московским композиторам, тем не менее в целом там сохранялось некоторое отчуждение, далекое от взрывов энтузиазма, с которым встречалось в Москве каждое новое сочинение композитора. Особенным успехом пользовались романсы, они исполнялись во всех концертных залах, равно как и в каждом доме, где только стоял инструмент и находился член семьи, умеющий петь. Не будет преувеличением сказать, что Рахманинов пользовался такой же популярностью, как в свое время Чайковский. Публика, во всяком случае, без колебаний вручила ему корону музыкального суверена, которой, кроме Рахманинова, удостаивался только Чайковский. И лишь некоторые консерваторские круги, возглавляемые Сафоновым, так и не простившим автору до-диез-минорной Прелюдии, что он не стал его учеником, наблюдали за этим победным шествием со смешанными чувствами. Консерваторский диктатор, который заставил раскошелиться московскую плутократию на роскошное монументальное здание консерватории, сооруженное под его наблюдением, направлял общественное мнение в сторону восхищения Рахманиновым как автором Второго концерта для фортепиано с оркестром и других произведений этого периода, но отнюдь не как исполнителем. В 1908 году Рахманинов снова начал давать концерты за границей. Со времени своего блистательного дебюта в Лондоне, сопровождавшегося приступом депрессии, застопорившим дальнейшую деятельность, молодой художник не выступал за границей. Теперь он получил приглашение от Венского филармонического общества сыграть в Вене свой Второй концерт[66]. Успех его был вполне достойным, но не сенсационным. Как и в случае с другими первоклассными артистами, такими как Карузо, Падеревский, Крейслер, ему сначала надо было получить признание в Америке, чтобы добиться в Европе того успеха, которого он заслуживал. К несчастью, Рахманинов попал в Америку значительно позже, в другой период своей жизни. Европейские пианисты могли вздохнуть свободно, так как Рахманинов вернулся в Москву, не подозревая о своем значении как пианиста.