Воспоминания, записанные Оскаром фон Риземаном

Москва предвкушала первое появление Рахманинова в качестве дирижера Большого театра с большим волнением: оправдает ли надежды всеобщий любимец? Победа оказалась опьяняющей и бесспорной. Первым спектаклем Рахманинов выбрал «Русалку» Даргомыжского, одно из немногочисленных классических произведений среди русских опер. Рахманинов остановил свой выбор на «Русалке», может быть потому, что именно в этой опере Шаляпину принадлежала одна из его блестящих партий – старого Мельника, который сходит с ума после самоубийства дочери и воображает себя вороном. Этот эпизод предоставлял массу возможностей и открывал перед драматическим гением Шаляпина неограниченные возможности. Однако работа над «Русалкой», весьма волнующая, вовсе не давала дирижеру возможности блеснуть ни в одном номере. Несмотря на это и независимо от триумфа Шаляпина, Рахманинов имел сенсационный успех. Фурор, вполне возможно, был вызван тем обстоятельством, что публику, всегда падкую на сенсации, взволновал сам факт первого появления Рахманинова за дирижерским пультом Большого театра. Поначалу его не могли обнаружить, потому что зрители искали фигуру дирижера непосредственно за суфлерской будкой – в том месте, откуда, как правило, управляли оперными оркестрами и в Большом, и в других русских театрах. Но Рахманинов, презрев предупреждения почтенного маэстро Альтани, который, подобно всем рутинерам, утверждал, что оперой можно дирижировать, только стоя лицом к певцам и спиной к оркестру, поломал эту традицию. Он последовал примеру Рихарда Вагнера и установил дирижерский пульт перед оркестром. Успех доказал его правоту, но, убеждая Альтани, который вскоре скончался, он столкнулся с большими трудностями, доказывая, что это единственно правильное место для дирижера, и испрашивая разрешения навсегда оставить пульт перед оркестром. Пока все дирижеры не убедились, что новое расположение пульта существенно помогает работе, каждый раз, когда Рахманинов дирижировал, приходилось передвигать заодно с дирижерским и большинство пультов оркестрантов. Естественно, такая ситуация порождала многочисленные неудобства и постоянно вызывала среди рабочих сцены насмешки над чудачествами нового дирижера.

Рахманинов, однако, не был человеком, склонным к уступкам в тех случаях, когда считал себя правым. В вопросах, касающихся искусства, он никогда не шел на компромиссы. Эта верность своим убеждениям, которую многие несправедливо принимали за упрямство, потому что Рахманинов всегда уступал аргументам более убедительным, чем его собственные, заставила его друзей испытать опасения относительно будущей карьеры Рахманинова – оперного дирижера. Они ожидали страшных конфликтов между ним и некоторыми прославленными певцами, среди которых самым горячим темпераментом и упорством отличался, конечно же, Шаляпин. В санкт-петербургских и московских театрах Шаляпин перессорился буквально со всеми дирижерами. Но этим мрачным предчувствиям не суждено было сбыться, и катастрофа так и не разразилась. Музыкальный авторитет Рахманинова оказался настолько велик, его полное превосходство во время каждой репетиции настолько очевидно и настолько исключало всякие возражения, что никто не осмеливался выступить против.

Положение Рахманинова укрепляла и раз и навсегда занятая им позиция: он сторонился всяческих личных интриг и нещадно подавлял поклонение примадоннам, как правило, разлагающее атмосферу большинства оперных театров. Фаворитизм, который обычно сопутствует большим дирижерам в опере, в присутствии Рахманинова не мог найти себе места. Его спокойное и полное достоинства поведение, его объективные суждения, отметающие все обоснования, кроме чисто художественных, неизменно сдержанная манера и ровное обхождение пресекали все попытки примадонн завладеть его вниманием. Неудивительно, что в такой «очищенной» обстановке артистическая жизнь Москвы забила ключом.

К несчастью, объективные обстоятельства российской действительности не способствовали попыткам Рахманинова провести реформу в русском театре. Напротив, за стенами театра все было направлено на то, чтобы свести на нет артистические успехи, достигнутые и взлелеянные здесь, уменьшить их резонанс в московском обществе и более широких кругах оперной публики.