Воспоминания, записанные Оскаром фон Риземаном

После «Русалки» Рахманинов снова стал репетировать «Жизнь за царя»[68]. В его памяти эта опера ассоциировалась с печальным опытом ее постановки у Мамонтова. На этот раз, однако, он достиг феноменального успеха. «Жизнь за царя» считалась устаревшей оперой и ставилась только из чувства долга в дни официальных торжеств, таких, как день рождения царя, празднование его именин и так далее. Но в основном она служила «затычкой» в репертуаре. Однако под руководством Рахманинова опера стала неузнаваемой. Неувядаемые, но слегка заигранные мелодии Глинки, казалось, обрели новый блеск; великолепные хоры исполнялись с необыкновенной тщательностью и отличались очаровательной ритмичностью, роскошно контрастирующей с партией струнных. Неоценимую помощь Рахманинову оказал в этом старый хормейстер – Авранек. Это был истинный художник, художник по призванию, которому недоставало лишь чуточку воображения, чтобы стать выдающимся дирижером. Он быстро уловил свежий ветер, повеявший в спертом воздухе Большого театра с появлением нового дирижера, исподволь вливавшего по капле новую жизнь в заржавевшую машину. Хор и оркестр Большого театра, лучшие в Европе, никогда не находились на том уровне, на какой их поднял Рахманинов. И здесь мне хотелось бы заметить, что, на мой взгляд, московский Большой театр в это время достиг художественного совершенства, которое едва ли можно сравнить с каким-нибудь другим театром, за исключением, может быть, Ла Скала в Милане, а потом, позже, Метрополитен-опера в Нью-Йорке. Мне очень хочется подчеркнуть этот факт, чтобы он не оказался забытым.

Среди других старых опер, которым Рахманинов дал новую жизнь, были «Кармен» и, конечно, две любимые оперы Чайковского: «Евгений Онегин» и «Пиковая дама»[69]. Рахманинов, который считал, что не существует почестей, которых не был бы достоин его любимый мастер, дал сотое представление «Пиковой дамы» по случаю целой «Недели Чайковского» в Большом театре, в течение которой он исполнял только оперы и балеты Чайковского. Он продирижировал операми «Евгений Онегин», «Пиковая дама», «Опричник», «Иоланта». Во время спектакля «Пиковая дама» маленькие партии исполняли звезды, которые никогда ранее не появлялись в этой опере. Шаляпин пел Томского и Златогора в интермедии, а великолепное колоратурное сопрано госпожа Нежданова – партию Пастушки.

В течение двух лет своего пребывания в Большом театре Рахманинов дирижировал только двумя премьерами. Это были «Пан воевода» Римского-Корсакова и его собственные оперы «Скупой рыцарь» и «Франческа да Римини»[70].

«Пан воевода» – одна из самых слабых опер Римского-Корсакова, и даже тщательные репетиции Рахманинова, во время которых он не упускал ни одной детали, и его вдохновенное дирижирование не могли обеспечить успех опере в Москве. Премьера состоялась 5 сентября 1905 года. Накануне забастовали печатники, и, следовательно, все их усилия были направлены на организацию всеобщей забастовки и революции, о которой мы уже говорили. В день премьеры нигде не появилось ни одной строчки о новом спектакле, и в результате театр оказался полупустым. Немногочисленная публика оказала композитору, находившемуся в зале, равнодушный прием. Сам Римский-Корсаков вспоминает в своей «Летописи»:

«Ранней осенью меня вызвали в Москву на первое представление моей оперы „Пан воевода“ в Большом театре. Дирижировал Рахманинов, который очень талантлив. Спектакль был великолепен, кроме одного или двух певцов, оказавшихся довольно слабыми; хор и оркестр – изумительны… Невозможно было бы пожелать ничего более прекрасного, чем начало оперы, ноктюрн, сцена с предсказателем, мазурка, краковяк и полонез в сцене между Ядвигой и Паном Дзюбой»[71].

Пристальное изучение этого сочинения и музыки Римского-Корсакова, равно как и частое личное общение с композитором во время его пребывания в Москве, полностью изменили отношение Рахманинова к создателю «Снегурочки», «Садко» и многих других шедевров русской оперы. Мы знаем, что в годы учения Рахманинов признавал исключительно Чайковского и отказывался серьезно рассматривать санкт-петербургских композиторов. Он был долгое время привержен этой точке зрения; сейчас наконец с его глаз спала пелена предрассудков и он со всей искренностью признался, что рад и счастлив дать выход своему восхищению Римским-Корсаковым, художником и человеком, вопреки сформировавшимся в предшествующий период взглядам.

Сам Рахманинов рассказывает: