Воспоминания, записанные Оскаром фон Риземаном

Всем известно, что осенью 1905 года, сразу же по окончании японской войны, принесшей России позорное поражение, а также вследствие октябрьского манифеста графа Витте, объявляющего отречение царя от абсолютной власти, в Москве и Санкт-Петербурге вспыхнула революция. К сожалению, правительство не восприняло ее всерьез, как это требовалось, и не извлекло из нее уроков на будущее. Революционный переворот, названный «аграрными беспорядками», был с трудом подавлен так называемыми «карательными отрядами». Революция поразила и другие районы страны и распространила свое разрушительное действие, террор и убийства на целые губернии. В ноябре и декабре этого года положение в Москве было тяжелым. Началась всеобщая забастовка. Свет, вода, почта, телеграф, транспорт перестали функционировать. Жители вынуждены были выстаивать огромные очереди («хвосты», как их называли в Москве), вооружившись бидонами и ведрами, чтобы набрать дневную порцию воды из немногочисленных московских колодцев. После пяти часов вечера город погружался в непроглядную тьму. Улицы патрулировались полицией, забастовочными пикетами и преступными бандами, которых ставили в качестве защитников, обыскивающих каждого встречного, в результате чего несчастные жертвы оказывались с пустыми карманами. Неудивительно, что мало кто осмеливался выходить на улицу! Сначала театры оставались открытыми, спектакли шли в пустых залах, но впоследствии они тоже должны были закрыться, потому что музыканты, рабочие сцены и все остальные театральные служащие присоединились к забастовке. В декабре шли уличные бои на баррикадах; даже гвардейские и казацкие отряды, вызванные из Санкт-Петербурга, не смогли сразу овладеть ситуацией и направить жизнь в нормальное русло. В это время царское правительство меньше, чем когда бы то ни было, склонялось пойти на уступки.

Согласитесь, что обстоятельства отнюдь не благоприятствовали успешному развитию карьеры оперного дирижера, да еще в театре, названия которого – «Императорский» – было достаточно, чтобы вызвать ярость у бездумной толпы. Такие происшествия, в особенности случаи насилия, совершенные в разных районах страны под влиянием слепого разрушительного инстинкта, произвели глубокое впечатление на Рахманинова. Они, несомненно, сыграли роль в его отношении к «Великой» русской революции двенадцать лет спустя и заставили его покинуть родину. Ничто не вызывало в нем большего отвращения, чем поругание чернью самых прекрасных человеческих идеалов, личной свободы. Так как ему самому была свойственна строжайшая дисциплина и каждое достижение, явившееся плодом напряженной работы, вызывало в нем величайшее восхищение, он был не способен проявить малейшую терпимость к тому, что он называл «недостатком дисциплины».

Оркестрантам позицию молодого дирижера раскрыл любопытный эпизод. Все русские любят курить. Рахманинов обожал курить не меньше своих музыкантов. Близорукий и не слишком энергичный Альтани попустительствовал дурной привычке оркестрантов выходить во время исполнения. Музыканты, у которых была пауза в несколько тактов (третий тромбон, арфа, кто-то из ударников), обыкновенно прокрадывались через оркестр и исчезали в задней двери, чтобы покурить. Конечно, эти исчезновения не ускользали из поля зрения сидящих в зале, и многочисленным любителям музыки могли существенно мешать бесшумно снующие туда-сюда, согнувшиеся в три погибели фигуры в черном. Рахманинов запретил эти проделки и наказывал нарушителей. В момент, когда все были переполнены идеями «свободы» и проклинали тиранов, такое поведение дирижера вызвало недовольство оркестрантов. Они организовали делегацию и послали ее к Рахманинову, чтобы показать этому новичку, чья голова, несомненно, закружилась от сознания собственного величия, что они не желают терпеть такого обращения. Делегаты произнесли страстную речь о «свободе и человеческом достоинстве» и закончили ее словами протеста против подобного обращения с ними, которого они больше не потерпят. Рахманинов выслушал их в каменном молчании, ни один мускул не дрогнул на его лице. «Могу я попросить господ подать прошение об увольнении? Прошение будет удовлетворено без промедления», – сказал Рахманинов, повернулся к депутации спиной и вышел, покинув их застывшими в полном оцепенении.

Разумеется, никто из них не был уволен, но с тех пор ни один музыкант не поднимался со своего места, чтобы покурить. Здравый смысл победил, и, как ни странно, с этого момента популярность Рахманинова среди оркестрантов лишь возросла. Его прямота, непоколебимое чувство справедливости укоротили самые злые и ядовитые языки.