Воспоминания, записанные Оскаром фон Риземаном

Еще одна крупная форма, которую Рахманинов начал в конце дрезденского периода, осталась незаконченной, к сожалению, по сей день. Я говорю об опере «Монна Ванна». Либретто принадлежало старому другу композитора Слонову, доказавшему горячую преданность Рахманинову и в свое время перебелившему для него партитуру «Алеко». Оно было написано по одноименной пьесе Метерлинка. Станиславский лично посетил автора, чтобы попросить его разрешения воспользоваться драмой для оперного либретто. Все это происходило в период взаимного обожания между Метерлинком и Московским Художественным театром. Специально для Станиславского Метерлинк написал «Синюю птицу», постановка которой стала одним из самых больших успехов, достигнутых когда-либо этим театром. Рассказы о визите Станиславского к Метерлинку в Бельгию передавались из уст в уста с весьма забавными подробностями. Станиславский до той поры никогда не видел Метерлинка, встретившего его на железнодорожной станции в своей машине одетым в кожаную куртку и кепку. Станиславский, приняв его за шофера Метерлинка, потратил все время дороги на расспросы «шофера» о хозяине. Метерлинк, обладавший острым чувством юмора, спокойно играл роль шофера и с огромным удовольствием рассказывал Станиславскому такие устрашающие сказки о самом себе, что у того волосы на голове вставали дыбом. Метерлинк продолжал держать гостя в заблуждении и лишь перед тем, как переступить порог своего дома, обернулся к нему и приветствовал как радушный хозяин.

Метерлинк уже дал согласие воспользоваться «Монной Ванной» в качестве либретто другому композитору, но это не помешало Рахманинову начать работать над планом своей оперы, который быстро продвигался вперед.

Почему же он не закончил сочинение? Сам Рахманинов называет такую причину: дело заключалось в том, что к концу пребывания в Дрездене он постепенно изменил свой аскетический образ жизни, заключавшийся в почти полном отшельничестве. Ему нужны были деньги, чтобы поддерживать семью, которая к тому времени разрослась – на свет появилась еще одна дочь, Татьяна. Рахманинов не мог больше отклонять все предложения и должен был принять некоторые из ангажементов, поступающих к нему из России, Германии и других стран. Совершенно естественно, что произведения, созданные в Дрездене, должны были впервые прозвучать в Москве, по той причине, что именно с Москвой у Рахманинова образовались теснейшие связи и он любил этот город все сильнее. Он сыграл свою Первую сонату для фортепиано в концерте камерной музыки, который давало Императорское русское музыкальное общество, то есть в одном из консерваторских концертов. К тому времени освободительные волны 1905 года сбросили Сафонова с ректорского поста, а его преемник выказывал большее расположение к музыке Рахманинова. «Остров мертвых» и Вторая симфония впервые прозвучали на концертах Московского филармонического общества. Рахманинов сам дирижировал Симфонией, которая имела сенсационный успех. К сожалению, это не прошло незамеченным для Никиша, который вскоре повторил исполнение этого произведения в Москве. Верный своим обычаям, доверившись дирижерскому мастерству, он положил перед собой партитуру незадолго до концерта и не слишком внимательно проглядел ее. Этот метод, однако, не годился для сложной партитуры рахманиновской симфонии. Вследствие этого памятный концерт изобиловал небольшими инцидентами, которые прошли незамеченными для публики, но заставили улыбнуться музыкантов и вызвали досаду у тех, кто уже был знаком с произведением. Не будь это великолепное и грандиозно задуманное сочинение ранее представлено публике самим композитором, исполнение Никиша могло закончиться роскошными похоронами Второй симфонии. В результате публика, пребывавшая в постоянном восхищении Никишем и ожидавшая чуда от соединения двух имен – Никиша и Рахманинова, достигшего наивысшей популярности в Москве, проглотила свое разочарование и наградила легкомысленного дирижера и изувеченное произведение вежливыми аплодисментами. Со времен Чайковского это была первая русская симфония, полностью отвечающая классическим образцам. С тех пор она приобрела постоянное и почетное место в программах Санкт-Петербурга и Московского филармонического общества. Но потребовалось немало времени, прежде чем Симфонию оценили по достоинству за границей. Тому есть несколько причин, но мы расскажем о них несколько позже. Реакция Рахманинова на благие намерения, вылившиеся в дурную услугу, которую оказало ему исполнение Никиша, выглядит для него весьма типичной. Он не только не выразил Никиту своего недовольства, но счел чуть ли не вполне естественным нежелание знаменитого дирижера слишком отягощать себя работой над произведением, не конгениальным ему. Во всяком случае восхищение, испытываемое Рахманиновым по отношению к Никишу, нисколько не уменьшилось. С другой стороны, дирижер, осознавший ошибку, искупил свою вину великолепным исполнением симфонии в лейпцигском «Гевандхауз».