Воспоминания, записанные Оскаром фон Риземаном

Начало мировой войны. – Активная благотворительная концертная деятельность. – «Всенощное бдение». – Смерть Скрябина и Танеева. – Февральская и Октябрьская революции 1917 года. – Решение покинуть Россию. – Перст судьбы. – Турне по Скандинавии. – Копенгаген. – Рахманинов отклоняет предложение стать постоянным дирижером в Бостоне, но принимает решение оставить Европу и искать свое счастье в Америке.

Пожар вспыхнувшей войны неминуемо должен был отразиться на внутренней жизни стран, вовлеченных в нее. Никто не представлял себе истинное значение европейской войны, не мог предвидеть последствий этого бессмысленного катаклизма, которому суждено было привести воюющие страны – и в том числе Россию – к гибели. Россия, как и все другие страны, катилась на волнах «патриотизма», возбужденного беззастенчивой, недобросовестной прессой. К тем, кто не примкнул к бездумному и поверхностному ура-патриотизму, относились с неодобрением и подозрительностью.

Рахманинов всегда испытывал глубокое уважение к немецкому искусству и науке, а годы, проведенные в Дрездене, научили композитора любить и понимать немецкий характер, исключая одну-две черты, о которых он судил с добродушной иронией русского человека, привыкшего более широко смотреть на жизненные проблемы. Рахманинов не мог заставить себя присоединиться к общему, вызванному войной опьянению ненавистью к Германии, доведенному до истерии. Более того, многие из его друзей и знакомых в России, такие как Струве и другие, принадлежали к так называемым полурусским-полунемцам и вскоре подверглись безжалостным преследованиям. Огромная и искренняя любовь Рахманинова к родной стране – одна из самых отличительных его черт – не могла заставить его симпатизировать политическим кульбитам (одним из которых была война), продиктованным разнузданным шовинизмом, или хотя бы одобрить их. Он оказался вовлеченным в многочисленные конфликты, внутренние и внешние, которые разрешал со свойственным ему бесстрашным спокойствием, советуясь только со своей совестью и следуя внутренним убеждениям.

Неожиданно вставшая перед всеми проблема обязательной военной службы стала оказывать гнетущее давление на каждого. Хотя в России существовала всеобщая воинская повинность, преподаватели, состоявшие на государственной службе, могли быть призваны только в крайнем случае. В момент объявления войны Рахманинов также состоял на государственной службе в качестве инспектора по преподаванию музыки в пансионе благородных девиц[99].

Не связанный никакими контрактами с музыкальными обществами или другими организациями, Рахманинов в военные годы стал, по собственному определению, «свободным художником без определенных занятий». Границы были закрыты; зарубежные гастроли исключались. Рахманинов стал чаще, чем в мирное время, выступать как пианист. Поскольку музыкант не мог и не хотел проявлять активность на «бранном поле», он нашел большое удовлетворение в том, чтобы предоставить свои способности и свое имя в распоряжение всех мероприятий, связанных с помощью больным и раненым. Он давал благотворительные концерты сам или принимал участие в благотворительных концертах, организованных другими людьми[100].

Несмотря на всю эту бурную деятельность, Рахманинов находил время для сочинения даже во время войны. Зимой 1915 года он написал «Всенощную», которая немедленно поставила его в первые ряды русских композиторов, сочиняющих духовную музыку. Рахманинов думал, что во «Всенощной» ему удалось наконец добиться единства между мелодиями «Обихода» и западным контрапунктом – мечта, которую задолго до него вынашивал Глинка. Рахманинов говорит:

«Я сочинил «Всенощное бдение» очень быстро: оно было закончено меньше чем за две недели. Мысль записать ее пришла ко мне непосредственно после того, как я прослушал «Литургию», которая, кстати сказать, мне совершенно не понравилась, поскольку не отвечала требованиям русской церковной музыки. Еще в детстве меня пленили великолепные мелодии «Обихода». Я всегда чувствовал, что их особый характер требует хоровой обработки, и надеялся, что мне удастся достичь этого во «Всенощной». Не стану отрицать, что первое исполнение «Всенощной» Московским синодальным хором подарило мне счастливый час удовлетворения[101]. Этот хор, который пел в московском Успенском кафедральном соборе, обычно давал свои редкие концерты в сравнительно небольшом зале Синодального училища. Но для исполнения литургии, посвященной жертвам войны, по распоряжению обер-прокурора Святейшего синода Самарина, который был также и предводителем московского дворянства, был предоставлен огромный зал Благородного собрания[102].