Воспоминания, записанные Оскаром фон Риземаном

Этот круг друзей, окружавших Скрябина еще при жизни, состоял из людей, всегда отстаивающих точку зрения, что человек, не причастный к мистическим верованиям, не может исполнять его произведения. В своих газетах они или бранили меня, или наказывали презрением. Каково же было мое удивление, когда ровно через год после смерти Скрябина они прислали ко мне делегацию – ко мне, единственному из всех! – провозгласившую, что они создали Комитет для охраны памяти и наследия Скрябина и просят меня не только занять солидный пост в этом Комитете и организовать концерты для исполнения его музыки, но и принять в них участие в качестве пианиста или дирижера. Эта делегация состояла из нескольких светских дам и одного из музыкальных критиков, который особенно рьяно старался убедить своих читателей в тщетности моих попыток играть Скрябина и моей полной несостоятельности в сравнении с ним. Когда делегация закончила свою речь, облеченную в льстивые словеса, я выразил изумление по поводу того, что такое обращение исходит от людей, которые только что демонстрировали свое неудовольствие моей игрой и неверие в меня, и сказал, что я вынужден отвергнуть их предложение раз и навсегда. Что касается всего остального, то я сам буду решать, каким образом могу почтить память ушедшего композитора. Думаю, я доказал свою лояльность и страстное желание сделать это концертами, которые давал во множестве.

Странно, как смерть композитора меняет отношение к его произведениям. Помню такой, например, случай, о котором мне бы хотелось рассказать здесь; он очень поучителен. Когда талантливый русский композитор Василий Калинников, немногим старше меня, умер в раннем возрасте, достигнув всего лишь тридцати четырех лет, он не оставил ни копейки, потому что ему всегда мало платили. Его вдова, оказавшаяся в весьма стесненных обстоятельствах, попросила у меня небольшую сумму, чтобы поставить каменную плиту на его могиле. Она захватила с собой несколько оставшихся рукописей Калинникова и сказала:

– Бесполезно отдавать их издателю.

Я знаю его цены. Я взял сочинения и отнес их Юргенсону, надеясь, что он купит какое-нибудь из произведений.

Ни слова не говоря, Юргенсон сделал прибавку к ценам, которые я просил. Они составили внушительную сумму, в десять раз превышающую названную мне вдовой. Подойдя к своему сейфу и открыв его, Юргенсон заметил:

– Не думайте, что у меня нет оснований платить эту огромную сумму: я плачу ее, потому что смерть композитора вдесятеро увеличивает стоимость его произведений.

Но вернемся к Скрябину: на первом после его смерти Филармоническом концерте сезона я сыграл фа-диез-минорный Концерт Скрябина, дирижировал Зилоти[106]. Впервые после окончания консерватории я играл на концерте сочинение другого композитора. Факт знаменательный, он означал начало нового периода моей артистической карьеры, которая длится и по сей день».

Когда вскоре после этого к Рахманинову обратились с предложением выступить с грандиозным концертом, гарантировавшим солидную сумму в помощь больным и раненым, он решил сыграть за один вечер три концерта для фортепиано: ми-бемоль-мажорный Листа, си-бемоль-минорный Чайковского и свой собственный Второй концерт. Для того чтобы обеспечить требуемую выручку, решено было провести концерт в Большом театре[107]. На первой репетиции Рахманинов обнаружил, что его не устраивает звук фортепиано, идущий из оркестровой ямы. Чрезвычайно важно было добиться того, чтобы рояль звучал максимально хорошо и так, как ему хотелось. Рахманинов воспользовался для этого специальным помостом, который счастливо оправдал его ожидания. После концерта он подарил его Большому театру, где его применили один или два раза.

Бурная концертная деятельность в годы войны не оставляла времени на сочинение. Лето уходило на подготовку программы к зимнему сезону. Так как, за исключением отдельных произведений, Рахманинов по-прежнему играл только собственные сочинения, он решил расширить репертуар и создать новые произведения, чтобы обогатить свою программу. В тиши Тамбовской губернии, вдалеке от городского шума, где о войне можно было узнать только из газет и где, как обычно, Рахманинов проводил лето, он написал величественные, наполненные свежим воздухом «Этюды-картины» (ор. 39) и романсы (ор. 38), которые поразили всех новым характером. Московские концерты, где автор впервые исполнил эти произведения в России, стали последними.

В феврале 1917 года Россию постигла вторая катастрофа, оказавшаяся дли нее более разрушительной, чем война, – разразилась революция. Все подданные этой огромной страны (отныне получившие статус «граждане») твердо верили, что революция означает начало новой и блестящей эры, и приветствовали революцию с неподдельным энтузиазмом.