Воспоминания, записанные Оскаром фон Риземаном

Я отправился в Санкт-Петербург один, чтобы сделать некоторые необходимые приготовления для нашей поездки. Жена с двумя дочерьми приехала позже, и мы вместе сели в поезд, доставивший нас через Финляндию к шведской границе. Тиски большевистской власти я почувствовал в одном: мне разрешили взять с собой только самое необходимое и не более пятидесяти рублей на каждого члена семьи. Этого, конечно, было недостаточно, но я выполнил все правила самым скрупулезным образом из страха, как бы все наше путешествие не провалилось. На границе никто даже не взглянул на мой бумажник, так что я легко мог забрать с собой все деньги. Но в тот момент, по сравнению с нашим спасением, деньги не имели никакого значения.

Один вопрос очень тревожил меня: уменьшится ли еще та маленькая сумма, которая у меня была, при обмене? В те дни слово «обмен» приобрело странное значение, понятное лишь тем, кто сталкивался с этим процессом сам. Помню, как однажды, еще в Москве, я уходил от друга, в высшей степени озабоченного вопросами обмена. В дверях я столкнулся со знакомым – профессором Московского университета – и поделился с ним своими опасениями.

– Но дорогой мой! – воскликнул он. – Вам совершенно не следует беспокоиться. Смотрите – вот ваш обмен, – и он показал на мои руки.

Помимо денежного состояния, поместья и квартиры Рахманинов оставил большевикам куда более ценное имущество: все рукописи, опубликованные и неопубликованные. Революционные «хищники» управились с этим неожиданным наследством, по меньшей мере, с некоторой бережностью. Мы еще вернемся к этому.

Накануне Рождества 1917 года Рахманинов вместе с семьей пересек финскую границу. Поездка в переполненном вагоне казалась нескончаемым кошмаром. Объятые паникой соседи-пассажиры боялись, что в любой момент их могут арестовать и отправить назад в Петербург. Такое бывало, и уже не раз. Но их страхи оказались безосновательными, и большевики обошлись с ними на границе «очень любезно», как выразился композитор. В последний раз его имя, проставленное в паспорте, проявило свою волшебную силу и России. Когда поезд останавливался у приграничной линии, пассажирам следовало пересесть в розвальни. На них и погрузился Рахманинов вместе со своей отважной женой, двумя маленькими дочерьми и скудным багажом. Сквозь густую метель с трудом можно было различить очертания окружающего пейзажа.

Когда, измученный горестями и разочарованием, с Россией окончательно расставался Михаил Глинка, он остановил свой возок на границе и плюнул. Рахманинов, несмотря на жестокость и безжалостность большевистской власти, предпочел в подобных обстоятельствах опуститься на колени и поцеловать землю Родины, дороже которой ничего в его жизни так и не было.

Наши путешественники прибыли в Стокгольм в канун Рождества. Шведы понятия не имели ни о революции, ни о войне. Северная столица от души, беззаботно праздновала Рождество: все гостиницы, рестораны и общественные здания полнились смехом и счастливыми голосами… Легко вообразить себе, как это бывает. Но Рахманинов с женой заперлись в своей гостиничной спальне, им хотелось плакать.

Рахманинов играл во всех крупных городах Швеции, и хотя его выступления повсюду пользовались огромным успехом, он начал понимать одно: если в будущем он ограничится исполнением исключительно своих собственных произведений, то вскоре неизбежно выдохнется. Эти соображения привели его к незамедлительному принятию решения стать профессиональным пианистом. Для достижения этой цели он должен был много заниматься и нуждался во времени и покое, чтобы подготовиться к будущему сезону, тем более что к этому времени он получил уже много предложений. Рахманинов решил поселиться в Копенгагене. В этом выборе, помимо других обстоятельств, немаловажную роль сыграл и тот факт, что в Копенгагене жил Струве. Из-за русского подданства он был вынужден покинуть Берлин, где обосновался и взял на себя издательское дело; теперь он перешел к изданию произведений русских композиторов в Копенгагене, столице нейтрального государства. Но задумать присоединиться к нему в Копенгагене оказалось для Рахманинова легче, чем осуществить этот план.

Наконец наступил момент, когда Рахманинов оказался в состоянии приобрести небольшой домик в дальнем пригороде – главной особенностью нового жилища было неисправное отопление. Долгое время спустя Рахманинов вспоминал об этом, так как его данной обязанностью по дому стало обеспечивать тепло. Госпожа Рахманинова готовила и убирала, а дочери добирались до города на велосипеде.

Концертный сезон 1918/1919 года оказался для Рахманинова очень щедрым. Он принимал все предложения, поступавшие к нему из скандинавских стран, но сумел заключить лишь небольшое количество контрактов. Только за октябрь Рахманинов дал пятнадцать концертов, но у него появилась основательная причина, чтобы отказаться от других ангажементов.