Воспоминания, записанные Оскаром фон Риземаном

Но и помимо шумных празднеств по поводу Дня примирения[111] все в Новом Свете озадачивало и было непривычным. К счастью, немногочисленные и преданные друзья – русские и американские – не оставляли своими заботами вновь прибывших. С первых же дней жизни Рахманинова в Соединенных Штатах друзья делали все от них зависящее, чтобы сгладить остроту первых впечатлений. Это были главным образом артисты, среди них бывший кумир русской публики Иосиф Гофман с женой, русские скрипачи Ефрем Цимбалист и Миша Эльман, господин и госпожа Фриц Крейслер и другие. Экстренная помощь оказалась как нельзя более необходимой сразу же по приезде, поскольку вскоре все члены семьи Рахманинова, кроме жены композитора, стали жертвами суровой эпидемии инфлюэнцы, как она тогда называлась – «испанки», причем в очень тяжелой форме. Верные друзья приложили все силы, чтобы призвать на помощь хороших врачей, обеспечить полноценное питание, – и, к счастью, их усилия увенчались успехом. Болезнь удалось преодолеть без сколько-нибудь серьезных осложнений, которых опасались более всего в отношении самого Рахманинова.

Предполагая, что в Америке он «так или иначе» обеспечит семью, Рахманинов оказался прав. Как только стало известно о его прибытии в страну, у него не было отбоя от предложений импресарио. Главное исходило от одного из самых знаменитых американских менеджеров – Чарлза Эллиса, который до сей поры предлагал свои услуги только трем музыкантам: Падеревскому, Крейслеру и Джеральдине Феррар. Поскольку Падеревский сменил место у рояля на президентское кресло только что созданной Польской Республики, Эллис, если можно так выразиться, получил в свое распоряжение вакансию, которую и предложил Рахманинову. Рахманинов с охотой согласился и никогда не жалел об этом. В течение первых лет «временного пребывания» Рахманинова в Америке он работал с Эллисом. С самого начала и по сей день истинным и преданным другом Рахманинова оставался в те годы помощник менеджера С. Дж. Фоли, придерживавшийся в сотрудничестве с Рахманиновым тех же принципов. Кроме них, уже на начальном этапе американской жизни огромную моральную и творческую поддержку оказала Рахманинову фирма «Стейнвей и сыновья». Они мгновенно поняли значительность фигуры русского артиста как пианиста, и с тех пор его имя стало постоянно и неразрывно связано с фирмой «Стейнвей»[112].

Такие идеальные для самой активной артистической деятельности условия были созданы Рахманинову в Америке сразу по его прибытии. «Но, – спрашивал себя Рахманинов, – как отнесется ко мне публика?»

Девять лет миновали после его первого концертного турне по Соединенным Штатам. Девять лет – очень долгий срок для бешеного темпа американской жизни. Возможно, американцы забыли бы о существовании Рахманинова, если бы не его Прелюдия. Она по-прежнему звучала во всех концертных залах, кафе, на приемах, во время занятий на фортепиано одиноких стареющих дам и не давала забыть о своем авторе. Отчасти поэтому первые же анонсы сольных концертов Рахманинова показали, что все помнят его, и публика оказала ему самый горячий прием.

Невероятный успех Рахманинова в Соединенных Штатах можно объяснять по-разному. Одна или две причины очевидны.

Прежде всего это пианистическое совершенство Рахманинова. Сейчас оно достигло кульминации. Кроме того, американская публика сразу почувствовала в нем мощь творческой индивидуальности, сказывавшуюся в манере игры и оказывавшую сильное магнетическое воздействие. Наконец, американцам нравились его программы, выбор произведений. Рахманинов понимал необходимость следовать законам, освященным величайшими именами пианистического мира и требовавшим подчинения музыкальным вкусам, которые оставались неизменными в течение десятилетий. Он играл музыку, пользовавшуюся спросом, и, к счастью, желания посетителей концертов совпадали с его собственными. В большинстве случаев публика стремилась услышать то, что ему хотелось играть, – шедевры классической музыки[113].