Воспоминания, записанные Оскаром фон Риземаном

В высшей степени оригинальны, но, к сожалению, гораздо менее известны Вариации на до-минорную Прелюдию Шопена (быть может, единственная, которая может соперничать по популярности с до-диез-минорной Прелюдией Рахманинова). Огромное воздействие темы в каком-то смысле ослабляет прямой эффект искусных и временами очень оригинальных вариаций. Быть может, композитор выиграл бы, не раскрой он, так сказать, своих карт до конца игры, то есть если бы он закончил произведение шопеновской темой вместо того, чтобы начать с нее.

Ближайшие «соседи» Второго концерта – это Вторая сюита для двух фортепиано ор. 17 и Соната для виолончели ор. 19 – произведения, кипящие неисчерпаемыми запасами музыкальной свежести юности. В Сюите необычайной привлекательностью и взволнованностью отличаются «мейстерзингеровская» Прелюдия и двухголосные фрагменты Вальса; в Сонате для виолончели, где тональная сила фортепиано, скорее, не сбалансирована с партией струнного инструмента, – это очаровательное с его странными гармоническими полутонами.

Из двенадцати романсов ор. 21 немалое количество навсегда займет достойное место и русской музыке. Это прежде всего в высшей степени драматический романс на слова Апухтина «Судьба», посвященный Шаляпину; для его музыкального фона композитор заимствовал главную тему Пятой симфонии Бетховена, широко известную как «тема судьбы». Одинакового достоинства с мечтательным «Островком» ор. 14 и «Сирень», свежая как роса, скромно-нежная и по этой причине необычайно проникновенная. Композитор впоследствии написал замечательно удачную транскрипцию этого романса, которая представляет собой ювелирный шедевр изысканной красоты и высокого совершенства. Наконец, среди этих романсов есть один, который может быть расценен как собственная исповедь композитора. Это волнующее сочинение могло бы послужить самым точным эпиграфом для жизни и творчества Рахманинова. Первый куплет звучит так:

Я не пророк, я не боец,
Я не учитель мира.
Я Божьей милостью немец.
Мое оружье – лира.

Особое место среди произведений Рахманинова занимает кантата «Весна», написанная на стихи Некрасова. Это первое сочинение, в котором мелодическая и гармоническая структуры слегка напоминают нам о существовании сочинений Вагнера. Я не считаю, что сие обстоятельство в какой бы то ни было степени умаляет достоинства этого сочинения. Оно действительно представляет собой кантату-соло, причем сольная партия баритона имеет не меньшее, если не большее значение, чем хоровая партия. Сюжет может быть пересказан в двух словах: крестьянин замечает неверность своей жены и в течение долгой зимы, которую проводит взаперти наедине с ней в их жалкой лачуге, вынашивает план ее убийства. А потом приходит весна во всем своем всепобеждающем великолепии, и среди ликования и веселья, царящих вокруг, нож выпадает из его руки; природа просыпается и окружает его множеством голосов, зовущих к любви, милосердию и прощению! Приговор, который вынес этому произведению Римский-Корсаков (мы рассказывали об этом в главе седьмой), попал в точку. Более светлые, более весенние краски в оркестре придали бы большую убедительность прекрасной музыкальной идее. Как правило, Рахманинов не противится тому, чтобы пересматривать ранее написанные произведения, совершенствуя свои сочинения на основе позднейшего опыта, он находит смысл в таких «спасательных» работах. Может быть, в один прекрасный день у него возникнет желание «нарядить» свою кантату в более праздничную одежду, сообщив оркестру более яркий, весенний колорит. Этот труд не пропал бы понапрасну.

Принимая во внимание очень небольшое количество оперных сочинений, которые Рахманинов написал до сей поры, довольно трудно ответить на вопрос, обладает ли он такой же творческой мощью в области музыкально-драматических сочинений, какая свойственна ему в создании чисто оркестровых, вокальных или фортепианных сочинений. Он все еще должен представить нам убедительное доказательство своих возможностей на этой стезе, и две небольшие оперы, «Скупой рыцарь» и «Франческа да Римини», – единственные, находящиеся в нашем распоряжении помимо экзаменационной работы, оперы «Алеко», – не дают нам его. Сам факт, что после публикации двух опер Рахманинов в течение двадцати пяти лет и не помышлял о постановке своих сочинений на сцене, кажется нам весьма подозрительным. Об оперных композиторах всегда справедливо замечали: «Вы их узнаете по либретто». Но даже и этот тест не в пользу Рахманинова. Правда, мы не можем считать молодого композитора ответственным за выбор очевидно слабого либретто «Алеко», наспех сляпанного московским драматургом Немировичем-Данченко по поэме Пушкина. Написать оперу на это либретто были обязаны все выпускники консерватории. Но, создавая две другие оперы, Рахманинов имел полную свободу выбора. Могут возразить, что нельзя же предъявлять претензии к «Скупому рыцарю», поскольку сам Пушкин… Но в том-то и дело, что не все так просто.