Вторая причина некоторого небрежения – специфически личностная. Говоря коротко: Рахманинов-пианист заслонил Рахманинова-композитора. Именно так некоторое время обстояло дело в России. Теперь это в равной степени справедливо для всего мира. Когда, подобно тому как это происходит с Рахманиновым, человек достигает огромного, несравненного мастерства в каком-то искусстве, ни его коллеги, ни публика не хотят поверить, что это уровень совершенства может быть частью – и не основной притом частью – его художественной индивидуальности в целом. Чтобы доказать этот закон, я могу привести кучу примеров, весьма печальных для тех, кого это касается, но, к сожалению, неизбежных. Достаточно вспомнить хотя бы о таком титане среди пианистов всего мира, как Ференц Лист, чья уравновешенная и привлекательная личность имеет немало сходных черт с Рахманиновым. При жизни Лист так и не дождался той оценки своего композиторского творчества, на которую он, как показало дальнейшее, имел полное право рассчитывать. И дело заключалось не только в том, что тень Рихарда Вагнера заслоняла композиторскую славу Листа, но его собственные пианистические достижения были столь невероятно высоки, что поглощали все внимание публики. В глазах современников художник-творец всегда уступает художнику-исполнителю. (Когда Роберт Шуман был в Санкт-Петербурге вместе со своей женой, знаменитой пианисткой, некто из высшего общества спросил его: «Вы тоже музыкант?») Эти примеры свидетельствуют о том, что пока современная публика признает Рахманинова гениальным пианистом, она пренебрегает им как одним из самых замечательных русских композиторов столетия.
Третья причина этого достойного сожаления факта, как ни странно это прозвучит, политическая. У создателя «Колоколов» нет дома. Он эмигрант. Он лишен публики, которой в первую очередь предназначены его произведения. У нас нет желания обсуждать на этих страницах неразрешимый вопрос о том, национальна или интернациональна музыка. Достаточно сказать, что музыка может быть интернациональным средством взаимного понимания, но, обладая чисто национальными чертами, заложенными почти в каждом музыкальном произведении, она более всего доступна пониманию народа, к которому принадлежит написавший ее композитор. Одинаковый психический склад, одинаковое культурное развитие под влиянием одних и тех же климатических и географических условий приводят, естественно, не только к тенденции одинаково реагировать на произведения искусства, но к такой же или, по крайней мере, схожей основе осмысления и выражения чувств и импульсов, вырабатывающихся в процессе и с целью создания произведения искусства. Рахманинов лишен самого ценного из резонаторов для его творческой деятельности, потому что везде, кроме России, он чужой. Америка действительно стала для него вторым домом, где он счастлив настолько, насколько это возможно при данных обстоятельствах, но определенная разница между духом русского и американского народов никуда не исчезает и ничем не может быть уравновешена, даже при условии самой искренней взаимной симпатии. Поэтому Рахманинов-композитор по-прежнему рассматривается и в Европе, и в Америке как более или менее «экзотическое растение». Интерес к нему может быть в лучшем случае преходящим; чужие беды обычно не воспринимаются как свои.
Настоящее слияние, такое, как у Чайковского с немецким народом, чрезвычайно редко. Это почти уникальный случай, и понадобились десятилетия, чтобы установился даже этот союз, основанный на конгениальности натур. Более того, теперь развитие подобных отношений значительно труднее, чем во времена Чайковского. Волна ограниченнейшего и довольно трусливого национализма распространяется по всему миру. Не только континенты ревниво начинают оберегать свое культурное и материальное достояние, но все маленькие государства, на которые распались крупные в результате мировой войны, следуют их примеру. Например, литовский композитор будет энергично протестовать, если его спутают, к примеру, с латышским, в то время как не так давно они оба были представителями одного большого государства – России. Я позволил себе это маленькое отступление, чтобы показать тяжелое положение композитора, оказавшегося вне родины, – положение, становящееся тем более нетерпимым из-за того, что его бывшие коллеги под давлением своего нынешнего правительства предпринимают смехотворные шаги, ведущие к бойкоту всех его произведений, и не позволяют им пересекать границы своего государства.
К счастью, Рахманинов не тот человек, который позволил бы увлечь себя в сторону от своих художественных целей. Мы с уверенностью ждем от него больших свершений; все еще впереди.